Рядом с Санькой я бы до такого не додумалась, а если бы эта дурная мысль и пришла мне в голову, я не стала бы ее претворять в жизнь. Саша бы не понял, а Набокова моя придурь не смущала. Даже когда я принесла ночной горшок из детского отдела и предложила ему померить, Набоков не растерялся. Померил, дал мне мобильник и приказал сфотографировать. Андрей был похож на ковбоя.

– Ты знаешь, что мы придурки? Два взрослых придурка… – сказал он, когда мы шли к подъезду из машины.

– Знаю, – согласилась я. – Рядом с тобой из меня лезет вся дурость, а так я нормальная.

– И много ее в тебе?

– Не знаю. Остатки из детства. Наверное, много… – загрустила я. Мне казалось, что после трусов на голове Андрей во мне разочаруется.

– А мне это нравится в тебе.

Мы поднялись в квартиру. Он сказал мне чувствовать себя как дома и ушел на кухню.

Я поняла все дословно. Я прошлась по его комнате и остановилась у приоткрытого шкафа, где висело несколько курток, серый пиджак и валялись смятые джинсы. Рукав пиджака был неаккуратно завернут наружу – наверное, Набоков спешил куда-то и слишко быстро снял его. Я подошла ближе, оглянулась на дверь и поправила замявшийся рукав. Потом подтянула к себе вешалку, чтобы лучше рассмотреть лейбл.

Пиджак был из магазина «H&M».

Набоков носит сорок восьмой размер. Сорок восьмой – это нормальный или худой?

Наверное, от роста зависит. Рост Набокова – сто восемьдесят. И он худой. И у него отличные плечи.

В этот момент, стоя у раскрытой двери шкафа чужого парня, я почувствовала стыд за свои мысли. Стыдно, что за последний час я ни разу не вспомнила о Саньке. Стыдно, что трогаю вещи Набокова. Стыдно, что мне нравится их трогать. Не только потому, что это его вещи, но и потому, что они пахнут приятно.

Интересно, что это за туалетная вода?

Я помню этот запах. В тот вечер, когда мы поцеловались, я запомнила его. Он преследовал меня весь следующий день, пока я не вымыла голову.

Интересно, что чувствует его девушка?

Я не успела придумать ответ на свой очередной вопрос, потому что заметила под шкафом старую коробку с конструктором «Лего».

Через минуту коробка стояла посередине комнаты, а я сидела перед ней на коленях и разглядывала содержимое. Улыбалась как дура. Конечно, там не хватало половины разноцветных деталей, но то были мелочи.

Я так увлеклась, что не заметила, как в дверях появился Набоков:

– Что ты делаешь? – осторожно спросил он.

– Я строю дом.

– Я помогу тебе, – сказал Андрей, садясь напротив.

Он вдумчиво исправлял и дополнял мое кривое сооружение. Я подавала ему нужные детали, делилась мыслями и подсказывала. Андрей отмахивался. Так мы сидели минут пять, склонившись над пластмассовым домом, пока не столкнулись лбами и… поцеловались. Сначала один раз, потом еще раз и еще… а потом я уже не считала. Мы просто лежали на полу среди цветных деталек «Лего» и целовались.

В такие моменты понимаешь, что значит жить в настоящем. Был только этот момент. Он, я, наши губы и недостроенный домик из «Лего» рядом. Прошлое было где-то давно, а будущее еще не наступило. Это было волшебно и неповторимо. Просто поцелуи, от которых в голове и груди взрываются сотни маленьких фейерверков.

Когда запищал мобильник, я не сразу поняла, что мне звонят. Аппарат вибрировал больше минуты, прежде чем я нащупала трубку и нажала «прием».

– Малыш, я сдал на отлично! – сказала трубка голосом Саши. – Я уже освободился и ужасно по тебе соскучился. Стою у твоего подъезда с мороженым, сейчас поднимусь к тебе.