И уже зачинался над полем безнадежного боя плач – бессловесный вой отчаяния.

– Тут, – сказала Шварценелль. – Тут живой. Анна, Лизерль, Дина, несите слеги, иначе этих скотов не сковырнем.

Под мохнатыми телами лежал Рейнмар – единственный наследник шимдорнского барона, младшенький, которого чудом спасли в чумное лето, когда старшие сыновья погибли, а баронесса с дочками, к счастью, вовремя уехала к сестре и там отсиделась. И он был не только жив – он был в сознании.

– Убейте меня, прирежьте меня… – просил он, когда Анна и Дина пытались вынести его на ровное место, чтобы положить на носилки. Юный барон в доспехах был-таки тяжел, а как снять нагрудник и оплечье – они не знали.

Шварценелль, побормотав, зажгла на торчащем кончике своей рогульки крошечный зеленоватый огонек. И тогда стало ясно – юнкеру Рейнмару в бою отрубили правую руку.

Оруженосец Эцли как-то сумел перетянуть ее ремнем, и Рейнмар дрался левой рукой. А потом и Эцли погиб – вон он, мальчик, лежит на спине и смотрит мертвыми глазами на низкую луну. И Драммед, и Матти, и все, кого привел на битву Рейнмар, – погибли.

Русдорфцам повезло – одни они бы не справились. А Рейнмар, который со своими людьми охотился неподалеку, где для него выследили матерого медведя, услышал хриплые стоны пастушьих рогов – так русдорфцы в отчаянии звали на подмогу соседей. Юный барон, балованный сынок, горячая кровь – как он мог не откликнуться?

– Барон хорошо заплатит, когда мы привезем ему сына, – сказала Лизерль. – А деньги нам сейчас нужны.

– Да, – согласилась Анна. – Шварценелль… может, кто-то еще?..

– Сейчас…

Ведунья шла вокруг поля битвы, чуткими руками ловя колебания своей рогульки, и женщины шли следом. Несколько раз она сказала «там!» – и привела к раненым мужчинам.

Анне, можно сказать, повезло – ее старший выжил.

– Уве! – воскликнула она, увидев его сидящим между тел. И ни до кого ей больше не было дела.

Уве плохо понимал, что происходит, вставать не хотел, ругался последними словами, насилу его увели с Амштенского луга.

Ближе к рассвету Анна отыскала Герта и Гедерта. И долго плакала над ними.

Шварценелль больше ничем не могла помочь и ушла. Женщины и подростки унесли раненых в деревню и вернулись с лопатами. Нужно было сбросить мертвых вольфкопов в ямы, оставленные цвергами, и закопать. И вырыть другие ямы, потому что вольфкопов насчитали до полсотни.

Цверги забрали еду, забили скот и унесли туши. Оно и понятно – под землей пшеница не растет, коровы не доятся. Хорошо хоть, не успели поджечь дома. Нужно было слать в Шимдорн гонца – чтобы старый барон приехал за сыном, а заодно привез продовольствия. Все-таки русдорфские мужчины не пустили врага к Шимдорну, он должен это понимать.

Рейнмара пришлось связать – он все порывался сдернуть повязку, чтобы истечь кровью. Старый барон, прискакав к утру, изругал сынка на все лады. Он был бывалым воином, смолоду ходил на три войны, когда сцепились граф фон Гольденморн и вольный город Селленберг с князьями равнинной Артеи. Потом его люди привели подводы с мешками, его пастухи пригнали четырех коров и двух старых кобыл. С этим Русдорфу следовало начинать новую жизнь.

– Ну, хоть молоко для малышей будет, – сказала Анна. – Уве, ты лежи, не вставай. Катрина сказала, что тебе все внутренности отбили.

– Да я вроде уже ничего…

– Лежи, лежи…

Уве действительно чувствовал себя так, словно по нему табун лошадей пронесся.