Мы быстро допиваем бутылку коньяка и сидим до позднего вечера молча. Говорить совсем не хочется.

Глава 23. Артём

Неделю продолжается этот ад в школе. Мне шагу не дают спокойно ступить. На переменах, у дверей, когда я вхожу в столовую или выхожу из неё, в раздевалке спортзала, на крыльце, на лестнице, в кабинетах и коридорах в меня постоянно что-то летит. И хорошо ещё когда это скомканные листы бумаги или мелочь… Бывают даже камни. Меня толкают, иногда плечом, как будто нет места пройти, иногда в спину, так что я оступаюсь и лечу вниз по лестнице. Потом они звонко и злобно смеются. Даже когда я не падаю, спотыкаясь об их подножки, они всё равно мерзко хохочут. Мне угрожают. Не убийством, конечно — изнасилованием и издевательствами. На уроке физкультуры они мочатся на мою одежду в раздевалке, и я ловлю себя на мысли, что так скучаю по тому невинному «хуй», написанному нестирающимся маркером. Учителя молчат. Как будто всё происходящее с их точки зрения совершенно естественно, как будто так всё и должно быть. Иногда цыкнет кто-нибудь, тогда поток говна прекращается на минуту. И эти минуты я научился ценить. Меня совсем не спрашивают на уроках — как будто я вдруг исчез, перестал существовать. Как будто мою фамилию стёрли из классного журнала. Вместо Артёма Левина теперь появился какой-то «пидарас», ведь по-другому меня не называют, а учителям жутко не удобно произносить это слово, вот они и делают вид, что меня нет. На тренировки я не хожу. Каждый вечер мы встречаемся с Димкой. Он всё порывается сделать камин-аут, но я убеждаю его, что это ни к чему. Я не хочу, очень не хочу, чтобы он проходил через то же, что и я. К тому же, я то хоть дома могу вздохнуть спокойно. Я могу поужинать с родителями, даже улыбнуться папиной шутке… А Димка? Если о нём узнают, он лишится даже дома. Это несправедливо. Пусть уж лучше молчит. Он говорит мне каждый раз, что всё будет хорошо, что они перебесятся и успокоятся, но что-то я не верю. Хочется, очень хочется поверить в слова Сорокина, но никак не получается.

Неделю я стараюсь изо всех сил не реагировать на все оскорбления, которые льются на меня словно потоки Ниагарского водопада, но ничто не может длиться вечно. Когда Влад Каримов в очередной раз грубо толкает меня, так что я едва могу устоять на ногах, я бью его по лицу и разбиваю нос. Я, честно говоря, думаю, что этим подписываю себе смертный приговор. И я, честно говоря, не сомневаюсь, что он будет приведён в исполнение прямо тут же, в школьном коридоре. Но поблизости оказывается наша классная руководительница, и всё заканчивается вызовом в школу родителей. Моих, конечно.

Я прихожу домой с синяком. По дороге из школы меня встретил Влад с компанией. Димка Сорокин тоже был с ними. Он держался в стороне и старался даже не смотреть на меня. Влад пару раз заехал мне по лицу, но потом меня отпустили, бросая вслед самые страшные угрозы. Я только не понимаю, если они всё это говорят и так жаждут этого, то почему же не делают, трусы.

— Что случилось? — С порога спрашивает отец, кивая на мое лицо.

— Да так, — отвечаю я.

Мама вздыхает, охает и уходит на кухню пить валерианку. Она часто в последнее время пьет валерианку из-за меня, хотя я не говорил о своём школьном аде.

Папа берёт меня под руку и уводит в комнату.