Намму осторожно нащупал очередную зацепку, вновь подтянулся и замер. Сквозь незакрытое окно доносились звуки голосов…

    – Можешь передать своему господину, что все готово. По сигналу мои люди отворят Северные ворота.

    – Передам.

    – Если вдруг это не удастся, всегда можно свалить вину на эбору. В их лавках вечно толчется множество всякого сброда, и каждому ведомо, что эбору горят желанием отомстить вавилонским царям за свой плен, – продолжал один из собеседников. Голос его Намму узнал без труда. Именно этот голос послал его нынче днем на съедение львам. – Так что вина падет на чужаков.

    – Это мудро, – отвечал ему гость. – Нам должно явить хитрость змеи, чтобы задуманное удалось.

    – Я сделаю все, что можно, Гаумата, – с легким раздражением проговорил хозяин дома. – Но ответь мне, кто поручится, что Кир, войдя в город, не задержится здесь надолго? Не пожелает, скажем, устроить в Вавилоне столицу?

    – Не пожелает, – коротко ответил тот, кого начальник городской стражи назвал Гауматой, и продолжил: – Такова будет воля богов. Сегодня поутру в город прибыл гонец из Лидии с известием, что страна объята восстанием. Скорее всего завтра такой же гонец прибудет и к царю персов. Если к тому часу Вавилон падет, не оказав сопротивления, Киру станет попросту не до него. За Лидией могут последовать другие сатрапии: Фракия, Пафлагония. Египет тоже смотрит недобро на усиление персов. Захват Финикии их очень раздосадовал. Царь уйдет со своим войском, оставив здесь наместника. Полагаю, ты догадываешься, кто им будет?

    – Догадываюсь, – подтвердил начальник стражи.

    – Ты же станешь при нем правой рукой, его зоркими глазами и метким копьем.

    – Пропал! – донеслось до Намму снизу. – Исчез!

    За криком последовало падение какой-то тяжелой емкости. Судя по звуку, бронзовой или медной, и удаляющийся топот. Вероятно, слуга, обнаруживший исчезновение пленника, бросился поднимать на ноги дворцовую стражу.

    Неслышно выругавшись сквозь зубы, Намму скользнул змеей обратно в вентиляционное оконце и, точно вода по сточному желобу, мигом очутился в купальне. Здесь снова не было никого, но по ту сторону двери явственно доносились голоса. Наскоро сорвав остатки балахона, Намму плюхнулся в большой глиняный чан с водой, устроенный в полу, чтобы смыть как следы львиного помета, так и пыльную штукатурку, приставшую к его телу. Вода не была обжигающе холодной, но все же очень скоро его начал бить озноб. Сегодняшний день был чересчур наполнен неожиданностями.

    Стражник, тот самый, который спорил на его жизнь у львиного рва, мельком заглянул в купальню, наткнулся на него взглядом и оторопело уставился, не мигая. Намму успел бы досчитать до трех дюжин, покуда отвисшая челюсть охранника заняла свое первоначальное место, и он вновь обрел дар речи. Правда, воспользоваться этим даром воитель не торопился и издал звук, совмещающий все известные ему гласные в единый выдох. Привлеченные столь необычным поведением старого вояки, слуги бросились к купальне. Один из них, должно быть, тот, кто уронил таз с горячей водой, по-прежнему валявшийся в луже на полу, замер, выпучив глаза, указывая пальцем на сидящего в чане Намму.

    – Несчастный, – стараясь не стучать зубами от холода, заговорил тот, хмуря брови и вновь принимая пророческий вид. – Отчего, пролив воду, не отправился ты за новой, как подобает доброму слуге?

    «Добрый слуга» мучительно икнул и выдавил сквозь жесткий спазм, перехвативший его горло:

    – Ведь не было тебя тут.