– Нам пора, – виновато сказал Джо Хайнс. – Утром отправляемся.
Харниш все не отпускал их:
– Куда? Что за спешка?
– Никакой спешки, – объяснил Дэвис. – Просто решили проверить твой нюх и немного пошарить вверх по реке. Хочешь с нами?
– Хочу, – ответил Харниш.
Но вопрос был задан в шутку, и Элия пропустил ответ Харниша мимо ушей.
– Мы думаем разведать устье Стюарта, – продолжал Элия. – Эл Мэйо говорил, что видел там подходящие наносы, когда в первый раз спускался по реке. Надо там покопаться, пока лед не пошел. Знаешь, что я тебе скажу: помяни мое слово, скоро зимой‑то и будет самая добыча золота. Над нашим летним копанием в земле только смеяться будут.
В те времена никто на Юконе и не помышлял о зимнем старательстве. Земля промерзала от растительного покрова до коренной породы, а промерзший гравий, твердый, как гранит, не брали ни кайло, ни заступ. Как только земля начинала оттаивать под летним солнцем, старатели срывали с нее покров. Тогда‑то и наступала пора добычи. Зимой же они делали запасы продовольствия, охотились на лосей, готовились к летней работе, а самые унылые темные месяцы бездельничали в больших приисковых поселках вроде Серкла и Сороковой Мили.
– Непременно будет зимняя добыча, – поддакнул Харниш. – Погодите, вот откроют золото вверх по течению. Тогда увидите, как будем работать. Что нам мешает жечь дрова, пробивать шурфы и разведывать коренную породу? И крепления не нужно. Промерзший гравий будет стоять, пока ад не обледенеет, а пар от адских котлов не превратится в мороженое. На глубине в сто футов будут вестись разработки, и даже очень скоро. Ну, так вот, Элия, я иду с вами.
Элия засмеялся, взял своих спутников за плечи и подтолкнул к двери.
– Постой! – крикнул Харниш. – Я не шучу.
Все трое круто повернулись к нему; лица их выражали удивление, радость и недоверие.
– Да будет тебе, не дури, – сказал Финн, тоже лесоруб, спокойный, степенный уроженец Висконсина.
– Мои нарты и собаки здесь, – ответил Харниш. – На двух упряжках легче будет; поклажу разделим пополам. Но сперва придется ехать потише, собакито умаялись.
Элия, Финн и Хайнс с нескрываемой радостью слушали Харниша, хотя им все еще не верилось, что он говорит серьезно.
– Послушай, Время‑не‑ждет, – сказал Джо Хайнс. – Ты нас не морочишь? Говори прямо. Ты вправду хочешь с нами?
Харниш вместо ответа протянул руку и потряс руку Хайнса.
– Тогда ступай ложись, – посоветовал Элия. – Мы выйдем в шесть, спать‑то осталось всего каких‑нибудь четыре часа.
– Может, нам задержаться на день? – предложил Финн. – Пусть он отдохнет.
Но гордость не позволила Харнишу согласиться.
– Ничего подобного, – возмутился он. – Мы все выйдем в шесть часов. Когда вас подымать? В пять? Ладно, я вас разбужу.
– Лучше поспи, – предостерег его Элия. – Сколько же можно без передышки?
Харниш и в самом деле устал, смертельно устал. Даже его могучие силы иссякли. Каждый мускул требовал сна и покоя, восставал против попытки опять навязать ему работу, в страхе отшатывался от тропы. Рассудок Харниша не мог не внять этому ожесточенному бунту доведенного до изнеможения тела. Но где‑то в глубинах его существа горел сокровенный огонь Жизни, и он слышал гневный голос, укоризненно нашептывающий ему, что на него смотрят все его друзья и приятели, что он может еще раз щегольнуть доблестью, блеснуть силой перед признанными силачами. Это был все тот же извечный самообман, которым тешит себя Жизнь; повинны были и виски, и удаль, и суетное тщеславие. |