Сделаешь это? Убей меня после этого, если ты еще будешь хотеть моей смерти, но сначала прими снадобье.

Я стал суетиться, готовя нужную порцию. Стиррон поймал меня за руку и остановил. Он покачал головой, будто опечаленный:

– Нет! – сказал он. – Это невозможно.

– Почему?

– Старшему септарху нельзя одурманивать свой разум!

– Я только хочу подступиться к разуму своего брата Стиррона!

– Твоему брату хочется только, чтобы тебя исцелили. Старший септарх должен избегать всего, что может причинить ему вред, ибо он принадлежит только своему народу!

– Но это средство безвредное, Стиррон.

– Ты хочешь сказать, что оно было безвредным и для Халум Хелалам?

– Разве ты напуганная девственница? – удивился я. – Я давал этот порошок десяткам людей. Халум единственная, у которой была такая плохая реакция… А также, Ноим, как мне кажется, правда, потом он все же справился с собой. И…

– Двое самых близких тебе людей, – покачал головой Стиррон и печально закрыл глаза, – пробовали это вещество, и обоим оно причинило вред. Теперь же ты предлагаешь его еще одному близкому человеку – брату, да?

Безнадежно! Я попросил снова, попросил несколько раз, я упрашивал его рискнуть, но, конечно же, он не притронулся к нему. Однако если бы даже такое случилось, какая мне от этого польза? Я бы нашел в его душе только сталь.

– Что же теперь со мной будет? – спросил я.

– Открытое судебное разбирательство, которое и вынесет справедливый приговор.

– Какой же? Казнь? Пожизненное заключение? Изгнание?

Стиррон пожал плечами:

– Это суду решать. Септарху негоже быть тираном.

– Стиррон, почему это снадобье так страшит тебя? Ты же не знаешь, каково его действие. Как мне доказать тебе, что оно приносит только любовь и понимание? Зачем нам жить как чужие, с душами, закутанными в одеяла недоверия? Мы сможем выговориться! Мы сможем пойти и дальше. Мы сможем сказать "я" и потом не извиняться друг перед другом за употребление непристойных местоимений. Я! Я! Я! Мы сможем рассказать друг другу о том, что нас мучает и помочь друг другу избежать этих мучений.

Лицо септарха помрачнело. Я думаю, он был уверен в том, что я сошел с ума. Я прошел мимо него к тому месту, куда положил снадобье, быстро растворил его и протянул ему кружку. Он покачал головой и отпихнул рукой.

Я выпил свою кружку в несколько глотков и снова протянул ему его порцию.

– Давай! – подбодрил я его. – Выпей. Выпей! Оно не сразу действует.

Прими сейчас, чтобы мы смогли открыться друг другу в одно и тоже время.

Ну, давай же, Стиррон!

– Я бы мог убить тебя сам, – усмехнулся он, – не выпивая этого пойла.

И учти…

– Что? – вскричал я. – Скажи еще раз, Стиррон. Я?! Ты сказал я?!

Сам?! О, скажи это еще раз?!

– Жалкий обнажитель души. И это сын моего отца! Если я сейчас говорю тебе "я", Кинналл, то это потому, что ты заслуживаешь услышать такое грязное слово именно от меня.

– Но оно не грязное! Выпей и ты поймешь почему это так!

– Никогда…

– Почему ты противишься этому, Стиррон? Что тебя пугает?

– Завет является священным! Сомневаться в Завете это значит сомневаться во всей социальной структуре нашего общества. Дай волю этому твоему зелью, и исчезнет благоразумие, нарушится стабильность. Неужели ты думаешь, что наши предки были негодяями? Неужели ты думаешь, что они были глупцами? Кинналл, они понимали, как создать долговечное общество.