Я вернулся домой, и Шеймас с Энни дали мне работу. А потом не прошло и двух лет, как умерла мама – это был 1968-й, и я перешел работать на кухню. Уже почти пятьдесят лет, как я готовлю.
– Мне казалось, что ты всегда был здесь, и даже не припомню, чтобы когда-то было иначе, – сказала Харпер.
– Еще бы! Помню, твой отец впервые принес тебя в дом, и мы с Энни подержали тебя на руках. Чудесные были времена, – вздохнул он, слабо улыбнувшись. – Мне всегда нравилось, когда вы с девочками называли меня дядей Седом. А у самих-то волосы светлые, да и все остальное.
Харпер пересекла комнату и погладила его по плечу.
– Порой и родная кровь – водица. Ты всегда был хорошим другом и потрясающим дядей.
Рука Седа, покрытая морщинами, легла на руку Харпер.
– Спасибо, дитя мое. Пойду-ка я, пожалуй, обратно в кафе. Наделаю гамбургеров с картошкой, чтобы все перекусили, пока юриста нет. Кстати, Тауни должна приехать к полудню.
– Ты ведь никуда не уйдешь, пока… – Харпер не стала договаривать вопрос.
– Пока гробовщик не заберет мое тело или кто-то из вас меня не уволит, я остаюсь здесь.
Сед поднялся с кресла и выхватил платок, прикрывая сильный приступ кашля.
– Мой дом здесь, Харпер. Если доживу до конца следующего месяца, то будет уже семьдесят два года, как я родился тут, прямо в том деревянном домике. – Он показал рукой в сторону озера. – Здесь я и умру. Что ж, увидимся в двенадцать?
– Я готова ползти по битому стеклу, лишь бы попробовать твоих гамбургеров, – улыбнулась она. – Дядя Сед, какой-то кашель у тебя нехороший. Ты к врачу ходил?
– Очень много раз, дитя мое. Мы с Энни бывали у него вместе, раз в три месяца, пока у нее не нашли опухоль, а потом стали ходить еще чаще. Так что не забивай себе голову, моя хорошая, – сказал он и ушел.
Харпер швырнула чемодан на кровать и закрыла глаза. Перед ней мелькал образ Уайатта, на котором не было абсолютно ничего, кроме следов помады на лице. На ней – только ковбойская шляпа, а он бегал за ней по кровати, пока она, наконец не поддалась ему. Потом они упали на ужасный клетчатый плед зеленого цвета и предались той дикой любви, которая доступна только подросткам с бушующими гормонами. Открыв глаза, она поняла, что на кровати расстелена белая пуховая перина. Завернуться в нее и притвориться средневековой герцогиней, пока Уайатт провозглашает себя рыцарем в сияющих доспехах, было бы забавно.
– Хоть Флора уже и не молода, она по-прежнему умеет облагородить любую комнату, – пробормотала она, направляясь в ванную.
Она заметила, что телевизор на шифоньере убрали и вместо него повесили другой с плоским экраном, но была уверена, что он до сих пор показывал только два канала. Дойдя до другого конца спальни в несколько широких шагов, она оказалась в ванной комнате, которая нисколько не изменилась. Они с Уайаттом часто лежали вместе в этой старинной ванне на львиных лапах. В голове снова промелькнули воспоминания, в которых они вдвоем вытирали полотенцами воду с пола.
– Веселое было времечко, – пробормотала она.
Туалетный столик выглядел новым, но даже если бы это действительно было так, то его заказывали там же, где и старый. Маленькие брусочки мыла вместе с шампунем, кондиционером и кремом для рук лежали в корзине с красиво сложенными мочалками. В ячейках настенного шкафа расположились свернутые полотенца.
Харпер развернулась, и при виде коробок у стены из ее груди вырвался стон. Если сейчас она разложит вещи, а потом не сможет поладить со своими стервозными сестрицами, то это все будет пустой тратой времени. В конце концов, она решилась разобрать чемоданы и затолкать коробки в гигантский гардероб, в котором изначально должна была размещаться раскладная детская кровать. |