Барбара молчала.

– Идея довольно убедительная. Она преследует нас повсюду. Даже наиболее продвинутые из западных умов автоматически принимают христианский дуализм. Как Фрейд. Он считал бессознательное злом, поскольку оно ассоциируется с телесными инстинктами и страстями. Вполне по-христиански.

Карл ждал, когда Барбара что-нибудь скажет. Она смотрела мимо него, дым сигареты плавал вокруг нее. Комната начинала нагреваться. Маленький электрический прибор, раскалившись, шипел у его ног.

– Хотя вообще-то нет никаких причин, обязывающих нас принимать христианскую дихотомию. Концепцию внутренней порочности природных инстинктов человека, его телесных нужд. Таких как еда, сон, воспроизводство. Вполне естественные потребности. Как доказал Спиноза. Он выдвинул концепцию человека как целого, единства тела и разума, действующих объединено, вместе. Единства, в котором нет хорошего и плохого начал. Он подчеркивал, что никто и никогда не видел бестелесного разума, равно как и тела, функционирующего без ума. Мы знаем их только в единстве. Так почему же мы тогда рассуждаем о них так, словно это две абсолютно отдельные вещи? Довольно интересная мысль, правда? Вполне похоже на реалистический подход.

– Звучит разумно.

– Это монистическая концепция. Пришедшая на смену христианскому дуализму. – Увлекаясь, Карл болтал все быстрее и быстрее, слова текли из него ручьем. Казалось, ему уже не остановиться. Сам он размышлял об этом как будто издалека. Чего это он разошелся? Что с ним такое? Но остановиться не было сил, и он говорил и говорил, одержимый лихорадкой теорий и их интерпретаций. Его мозг работал, как одержимый, охватывая целые концепции за один миг. Тайны вселенной таяли вокруг него, падали, точно снежинки, на его подставленную ладонь. Он тонул в пучине понимания. А Барбара все молчала. Сидела, безмолвно курила и смотрела перед собой, в полумрак комнаты.

Наконец Карл сбросил темп и замолчал. Бросился на стул, совершено измученный. Наконец-то он совсем выдохся. В голове совсем ничего не осталось. Мозг был пуст.

– Это правда? – сказала Барбара. – Они здесь?

Карл шевельнулся.

– Кто?

– Китайцы.

– Верн сказал, что приходил один. Он говорил с ним сегодня.

Барбара погасила сигарету и закурила следующую. Села, откинувшись к стене, скрестила руки, дым стал подниматься над ней.

– О чем вы думаете? – спросил Карл.

– Ни о чем.

– Совсем ни о чем?

– О своей жизни.

– У вас такой несчастный голос.

– Я выбрала не тот путь. И все из-за этого чертова Верна Тилдона.

– Почему?

– Не хочу об этом говорить. Ты видел его сегодня. Видел, какой он. Он хотел, чтобы я стала такой же.

– Хотел?

– Конечно. Он хотел, чтобы и я так жила. С ним. Для удовлетворения его физиологических потребностей. Чтобы брать и пользоваться мной, когда придет охота.

Барбара вскочила и подбежала к обогревателю. Выдернула вилку из розетки.

– Здесь чертовски жарко.

Карл кивнул.

– До чего глупо думать сейчас об этом. Все это было сто лет тому назад. Все вообще ужасно глупо. – Она отдернула штору и стала смотреть в окно на ночь. – Значит, они пришли. Ну, что ж, пусть берут все. Правда, зачем оно им, не знаю. Грязная старая развалина. Пусть забирают, если им хочется. – Она прижала пальцы к стеклу. – Холодно на улице.

Карл поднялся.

– Холодно и поздно.