Но войск здесь было столько, что осталось загадкой, каким образом командир ОИТБ сумел пробиться сквозь это нагромождение вражеской техники и людей живым и невредимым.
Правда, три танка из четырех он все-таки потерял. Но свой, командирский, сохранил до самой передовой, и чуть не ушел от погони, увозя на броне уцелевших танкистов и прибившихся пехотинцев.
Горючее кончилось в самый неподходящий момент, но возможно, это тоже был знак судьбы и невероятного везения. Потому что как только все отбежали от танка подальше, в него попала управляемая ракета. Наверняка она бы достала машину и на ходу.
Дальнейшая погоня за пешими людьми означала бы проникновение легионеров в запретную зону, и им вслед пустили только несколько пулеметных очередей, ни в кого не попав. Еще попросили разрешения на активацию минного поля, но пока на орбите решали этот вопрос, окруженцы с поля уже ушли.
Добравшись до ближайшей деревни, Суворау узнал, что здесь все прекрасно осведомлены о том, что творится в трех километрах к западу. Накануне там убили местного участкового органца, и сельские жители доложили обо всем краевому начальству и даже послали гонца за восемь километров в воинскую часть. Но часть до сих пор остается в казармах, потому что не было приказа сверху, а о чем думают наверху, этого простым людям не понять.
Оставив своих людей в этой деревне, Суворау реквизировал трактор и поехал на нем в Гаван, где творились вещи уже совсем непонятные.
Узнав, что 5-я армия в полном составе грузится в вагоны, чтобы ехать на восток, майор осатанел совершенно. После разгрома на городском полигоне и жуткого ночного прорыва он выглядел и вел себя неадекватно. Учинив скандал в военной комендатуре, Суворау тряс за грудки дородного подполковника и обзывал его тыловой крысой, требуя немедленно остановить погрузку и бросить все наличные силы на Дубраву и Бранивойсак.
Про Чайкин Суворау не знал ничего конкретного, а о том, что делается в Бранивойсаке, ему рассказал прибившийся по дороге моряк, который своими глазами видел вражеские десантные корабли.
Моряк был уверен, что корабли амурские и даже будто бы заметил на одном из них белый флаг с синим кедром — символ амурских ВМС, так что в комендатуре майор в возбуждении кричал:
— Амурцы десант высадили, вы что, не понимаете?! Хотят с тыла ударить! Ты что, сука, гад, предатель, охренел — отводить отсюда войска?!
— А за оскорбление старшего по званию ответишь особо, — сказал на это подполковник, поправляя обмундирование, когда бойцы оттащили разбушевавшегося майора в угол кабинета.
То, что майор говорил об амурском десанте, окончательно утвердило подполковника в мысли, что этот Суворау в лучшем случае сумасшедший паникер, а в худшем — злонамеренный провокатор.
В Гаване ходили слухи о мариманской диверсионной группе, которая орудует в Чайкине и Рудне, и о попытке мятежа в 1-й армии, и даже о том, что мятежники будто бы прячутся в лесах и деревнях неподалеку от Гавана — но все это не касалось Краснаморского округа. Горожане, правда, волновались все сильнее, подпитываясь паническими слухами из деревень, но военные вмешиваться в это не хотели вообще, оставляя борьбу с «мятежниками» Органам.
Органы тем временем ежечасно отбивали в Краснаморсак и Центар сообщения о гибели и исчезновении своих сотрудников и мирных граждан, списывая все на мятежников и запрашивая указаний. Но в Краснаморсаке не хотели брать на себя ответственность, а в Центаре не могли родить нужные указания, потому что Страхау уже и своим подчиненным сообщил, что бунт военных подавлен в зародыше и никаких мятежников на перешейке не может быть.
В итоге эти самые Органы по представлению военной комендатуры не нашли ничего лучше, чем арестовать майора Суворау, и с триумфом сообщили наверх, что как минимум один мятежник задержан с поличным при попытке поднять панику в Гаване и сорвать отправку 5-й армии на фронт. |