Когда Тауберт говорил таким тоном, все понимали — спорить бесполезно. И уходя из маршальского кабинета, Бессонов и Сабуров думали только об одном — как убедить целинцев, что земляне не имеют к этому идиотизму никакого отношения.

Но они прекрасно понимали, что это совершенно невозможно.

Для целинцев все легионеры одинаковы, и чем дальше от начала вторжения, тем явственнее местные жители осознают, кто они такие на самом деле.

Враги.

Веру Питренку убили целинцы. Какие-то доблестные юнармейцы поймали ее среди ночи и уволокли в подвал, где учинили над предательницей суд. Хотели провести все чинно и в довершение всего торжественно повесить ее в парке на дереве, да не сдержались. Их молоденькую учительницу легионеры сначала изнасиловали, а потом и убили, когда она, схватив небрежно брошенный нож, попыталась слабой рукой пробить бронежилет старшего группы.

У Веры бронежилета не было. Потом на ее теле насчитали двадцать семь ножевых ранений, а на стене ее кровью было написано по-целински: «Смерть предателям!»

Но главное — у нее была оторвана голова. Это постарался особист на орбите, который поступил строго по инструкции. Если ошейник подает сигнал «Пульса нет» и при этом существует опасность, что прибор попадет в руки противника, самоликвидатор рекомендуется подорвать. Что особист и сделал.

Но Громозека, который привел Веру в центурию и, похоже, действительно питал к ней нежные чувства, был не в том состоянии, чтобы разбираться.

Бойцы капитана Саблина вышли на этот подвал по пеленгу ошейника. Они опоздали из-за того, что каналы связи и наблюдения были забиты, и тыловым крысам наверху было не до поисков похищенного бойца — тем более даже не землянина.

Но все-таки они накрыли всех. Юнармейцы замешкались, потому что одного ранило взрывом ошейника. В результате никто не ушел.

Громозека убил на месте двоих, истратив на них целый магазин. Перезарядить «джекпот» ему не дали и использовать его как дубину — тоже, поэтому шестеро остальных выжили.

Их расстреливали через два часа по приговору полевого особиста Десницкого, который мог решать подобные вопросы единолично, однако счел нужным посоветоваться с начальством.

Начальство приговор одобрило, хотя Громозека кричал, что их надо порубить на куски, а расстрел — это слишком легкая смерть.

По этой причине его к исполнению приговора не допустили, а поручили эту работу самому опытному из всех — мобилизованному Гарбенке, которого Десницкий взял себе в помощники.

Каждый его выстрел заставлял Лану Казарину вздрагивать, как от удара, но Вера Питренка была ее подругой, и сама Лана при обсуждении способа казни предлагала надеть на юнармейцев ошейники и подорвать их.

Еще она за эти два часа демонстративно поменяла юнармейскую форму на полученную с тыловых складов униформу легионера и казалось, Лана смирилась, наконец, со своим пребыванием в рядах легиона — потому что противостоящая ему сторона еще хуже.

Но обнаженная девочка-подросток дрожала и плакала у стенки, и когда ее твердокаменная подруга, предпоследняя из приговоренных, упала с пробитой головой прямо на тела застреленных раньше парней, Лана вдруг бросилась к Гарбенке и вцепилась в его руку.

— Ее-то за что?! — выкрикнула она. И сбивчиво начала убеждать Игоря Иванова, который тут же бросился к ней, что девочка ни в чем не виновата. Она Веру не убивала и уж тем более не насиловала.

Но Громозека, который тоже оказался рядом, грубо оттащил Лану от места казни, не дав ей договорить, и через плечо рявкнул на Гарбенку:

— Стреляй, чего стоишь!

И Гарбенка выстрелил. Капитан Саблин уже собирался его остановить, чтобы если не отменить приговор в отношении девочки сразу, то хотя бы еще раз обсудить это с Десницким, но отвлекся на противоборство Громозеки с Ланой, а исполнитель приговоров тем временем выполнил команду водителя командирской машины.