А когда Тауберт объявил, что в наказание за недопустимое поведение своего командира, невыполнение приказов и мягкотелость по отношению к мятежникам, а также в связи с уничтожением города Чайкина, за который она несла ответственность, 13-я фаланга переводится на самый опасный участок фронта, Бессонов и Сабуров, собравшись на корабле у Тутаева (где они могли не опасаться прослушивания), сошлись во мнении:

— Теперь остается только одно. Страхау надо убить.

Это сказал Бессонов, а Сабуров, кивнув, произнес одними губами:

— Лучше уж самого Тауберта.

— Кода к его ошейнику у меня нет, — развел руками Тутаев.

— А к ошейнику Страхау есть? — тихо и быстро спросил начальник разведки легиона.

Босоногая крестьянка, юная и свежая — некрасивая, пожалуй, но прелестная как раз благодаря этой свежести и непосредственности, которую легко было принять за неиспорченность, — принесла ковш ледяной воды.

— Ты кто? — спросил Игорь.

— Брат говорит — ты вытащил его из огня, — ответила девчонка.

А, ну да. Брат. Игорь вытащил парня из огня, а парень вытащил их из города.

Впервые за две недели Игорь спал в мягкой постели на относительно чистом белье. В городе было полно пустых квартир, но с тех пор, как появились партизаны, легионеры редко решались отходить далеко от своих машин.

Лана Казарина спала с ним. Тоже впервые за много дней, потому что любовь у них в последнее время не ладилась. То Лана была не в настроении, то Игорь не в состоянии.

Но после адской ночи в Чайкине им и на этот раз было как-то не до любви. А теперь Игорь лежал в постели один.

— Где моя женщина? — поинтересовался он.

— Сторожит, — лаконично ответила крестьянка.

— А тебя как зовут? — спросил Игорь, обнимая девчонку за бедра и притягивая к себе.

— Яна, — ответила она, не делая никаких попыток к сопротивлению.

Игорь уже слышал, что целинские деревни погрязли в разврате, который власти даже поощряют — очевидно, чтобы в любой момент иметь возможность посадить по закону об общественной нравственности любое количество пейзан. Всегда полезно иметь резерв на случай войны или пожара.

Теперь война была в разгаре и большой пожар догорал совсем недалеко отсюда. Общественная нравственность отдыхала.

Лана Казарина и брат Яны вошли в дом, когда Яна уже сняла платье. И хотя в этом деревенском доме в отличие от многих других имелось постельное белье, нательного его обитательницы не носили.

Несмотря на юность и свежесть Яна целовалась хоть и неумело, но страстно, и девственницей не была. В этом Игорь убедился именно в тот момент, когда Лана появилась в дверях.

— Нас переводят на фронт, — сказала она с каменным лицом. — Майор Саблин выехал в точку сбора. Срок сосредоточения — сутки.

Последнее она произнесла по-русски, дословно повторяя слова Саблина.

— Значит, время еще есть, — ответил Игорь, не прерывая возвратно-поступательных движений.

Лана резко развернулась и врезалась в брата Яны Кирила, который выглядывал из-за ее плеча. Он начал что-то говорить, но сбился, потому что генеральская дочка протиснулась в дверь с таким видом, словно его там не стояло.

— Нехорошо получилось, — заметил Игорь, обращаясь к Яне. — Теперь меня будут мучить угрызения совести.

Но юная пейзанка не знала, что такое угрызения совести.