Мэтью все еще таращился в окно, наблюдая за падающими хлопьями. Ему хотелось бы оказаться где-нибудь за тысячи миль от этой дурацкой комнаты. После того, как он стал убийцей, все на свете представлялось мелким и несущественным. Дурацким, да. Не раз его посещала мысль, что профессор Фелл определил жизни не только Лиры Такк и Тирануса Слотера, но до некоторой степени и его тоже. Мэтью теперь не тот, каким был раньше, и непонятно, сможет ли обрести дорогу к себе прежнему.

— Мистер Корбетт? — еще раз окликнул его Корнбери.

— Да? — Тут до Мэтью дошло, чего от него хотят. Что-то у него шестеренки в мозгу сегодня туго ворочаются. Но три часа тревожного сна за сутки — от этого даже самый исправный мозг забьется пылью. Он потер лоб, где остался серповидный шрам от медвежьего когтя — вечным напоминанием, что защита невинных иногда обходится недешево. — А, да, — пробормотал он, еще не до конца придя в себя. — Я танцевал в таверне Салли Алмонд… нет, — поправился он. — Я стоял у стола, который перевернулся. Все разлилось и рассыпалось. Там был Ефрем. Девушка эта, Опал. Она поранила пальцы о стекло.

Возникла короткая пауза.

— О силы небесные! — Губернатор посмотрел на Лиллехорна. — Он, случайно, не родственник этому несчастному Гиллеспи?

Приложив некоторое усилие, Мэтью сосредоточился и направил свой рыскающий корабль на верный курс.

— Я не имею к пожару никакого отношения, — сказал он с неловкой горячностью. — Да, мое имя было написано на стене. Кем-то. — «Может быть, даже не одним кем-то, — подумал он. — Но Мэллори были на танцах, когда загорелся склад. Каким образом они могли бы это сделать, да и в чем тут смысл?» — Очевидно, кто-то хотел меня… вовлечь? Или здесь иной мотив? Потому что у меня десятки свидетелей, и кроме того: каким нужно быть идиотом, чтобы расписываться в поджоге склада? И для чего мне поджигать склад канатов? — Он подождал ответа, не дождался и снова повторил: — Зачем?

— Слушайте его! — воскликнул Грейтхауз, верный друг.

В комнате повисло молчание.

Сопровождаемый шорохом жатого муслина, лорд Корнбери поднялся на ноги, обутые в туфли на каблуке. Он подошел к окну, направил взгляд подведенных глаз на танец белых хлопьев, что летели, сыпались и штопором вились из серой пелены туч.

Несколько подумав, губернатор произнес низким голосом, совсем не подходящим к его наряду:

— Будь оно все проклято! Я тут ничего не понимаю.

Не ты один, подумал Мэтью.

После напряженной минуты размышления (хотя с тем же успехом это могла быть случайная и бесцельная мысль, вроде того, какой пояс к какому платью подходит), лорд Корнбери обернулся к главному констеблю.

— Вы можете разобраться в этой истории, Лиллехорн?

Единственный раз в жизни главный констебль подобрал правильные слова для ответа:

— Не уверен, сэр.

— Хм. — Решение было принято. Взгляд, под которым становилось неловко, перешел с Мэтью на Грейтхауза: — Вы двое — решатели проблем. Решите эту проблему.

— Мы бы с удовольствием, — ответил Грейтхауз без малейшего колебания, — но наша работа подразумевает гонорар.

— Тогда — ваш обычный гонорар. Уверен, что городским сейчас не представят ничего заоблачного. — Поднялась рука в перчатке: — Теперь послушайте меня внимательно перед тем, как я вас отпущу. Если окажется, что вы подстроили эту ситуацию, чтобы хорошенько растрясти мой карман, я сварю ваши яйца в кипящем масле, а потом отрежу тупым ножом. Вы меня поняли?

Грейтхауз пожал плечами — по-своему показывая, что да.