Всю ночь Дали не спал и думал только о портрете: «Как же мне его нарисовать? От сюрреализма я отошел и сейчас нахожусь под влиянием картин великих классиков эпохи Возрождения». Сальвадор ходил по комнате и призывал на помощь музу, но было поздно и вдохновение отдыхало, видя уже третий сон. Дали начинал злиться: «Ох уж этот Пикассо со своим коммунизмом! Не дает мне покоя!» В душе он уважал своего коллегу по творческому цеху, но в то же время боялся выглядеть блеклым на его фоне. Только Пикассо мог сравниться с его гением, и это Дали очень не нравилось. «Ладно, а отошлю-ка я ему телеграмму: «Дорогой друг, готов вернуться в Европу, если ты откажешься от своих коммунистических идей! Так мне будет спокойнее находиться рядом с тобой!». Посреди ночи он вызвал посыльного, и срочное сообщение полетело в Париж. Утром Дали торжественно объявил:

– Гала, товарищ Пикассо должен выйти из компартии! Я его уговорил!

– Ты уверен, что он согласится? – Гала с удивлением взглянула на мужа.

– Конечно! Куда же он денется?! Это же сам я его попросил!

Днем от почти уговоренного Пикассо пришло сообщение. Ответ был весьма кратким: «А не пошел бы ты!»

Возмущению Дали не было предела, его усы дергались, как при нервном тике, и он в гневе бросился в мастерскую, разбрасывая все в разные стороны. Он выхватил мольберт и кисточки и в ярости стал наносить мазки на чистый холст. Дали набросился на полотно с энергией взбешенного зверя, и вскоре на нем стала вырисовываться своеобразная фигура или бюст, чем-то отдаленно напоминающий Пикассо. Вместо головы был изображен мозг в виде ракушки улитки, из которой не спеша выползали мысли, на голове водружено нечто вроде лаврового венка, которым покрывали свои головы древнегреческие императоры, поверх него сияла корона. Венок, символ высокомерия и надменности, прорастал через заднюю часть шеи и выходил через рот в виде длинной ложки. Глаз на голове не было. Дали ухмыльнулся: «Ты не способен видеть реальность, лавровый венок лишил тебя возможности реально оценивать себя. Лавры – вот твой главный бич! Лавры, которые ты вознес на себя сам. Ты потерял дар чувствовать окружающих и потому поднялся над всеми». Но вскоре появилась долгожданная муза, порхающая за ухом Дали.

– Ты не прав! – возразила она. – Пикассо – очень чувствительный и сентиментальный человек, а ты сделал из него высокомерного и надменного императора, лишенного человеческих чувств.

– Но он слишком высокого мнения о себе, – возразил Дали.

– Но ты тоже!

– Я – это я! Таких талантов, как я, больше нет на нашей планете! Я покорил мир благодаря гениальности своего ума!

– О, Дали, будь скромнее! – пропищала муза и тихо удалилась.

– Ладно, уговорила! Пририсую ему немного цветов, он все-таки обладает определенным чувством вкуса, – и художник набросал два цветка. – Пожалуй, Пикассо также сентиментален, – и Сальвадор добавил на ложке маленькую деталь.