— Да, он любил меня. Но мы были женаты уже шесть лет, когда он сказал мне об этом, и то только потому, что я горько переживала потерю нашего второго ребёнка, который родился мёртвым. Когда я спросила его, как давно он любил меня, он с удивлением посмотрел на меня и сказал: «С самого начала. Как женщина может быть настолько слепой? Никогда не сомневайся, что я люблю тебя, даже если слова эти не сказаны». И точно так же с Нико.

Спокойно глядя на Джессику ясными синими глазами, мадам Константинос повторила:

— Да, Нико любит тебя.

Джессика побледнела ещё сильнее, потрясённая пронзившей её неудержимой волной надежды. Он любит её? Он всё ещё может любить её, после вчерашнего?

— Он любит тебя, — заверила её свекровь. — Я знаю своего сына, потому что я знала своего мужа. Нико потерял голову из-за тебя. Я видела, как он смотрит на тебя, — с такой тоской в глазах, что у меня останавливалось дыхание, и, поскольку он сильный мужчина, то не может любить только слегка.

— Но… но он никогда не говорил мне о любви, — возразила Джессика неуверенно, всё ещё не осмеливаясь позволить себе надеяться.

— Да, я знаю. Он гордый человек, и он был зол на самого себя, потому что не смог справиться с неимоверной тягой к тебе. Частично это моя ошибка — неприязнь между вами. Он любит меня, а я была очень расстроена, думая, что мой дорогой друг Роберт женился на авантюристке. Нико хотел защитить меня, но не смог заставить себя оставить тебя в покое. И ты, Джессика, была слишком горда, чтобы рассказать ему правду.

— Я знаю, — тихо ответила Джессика, и слёзы хлынули у неё из глаз. — И я так ужасно обошлась с ним вчера! Я всё разрушила, maman, он никогда больше не простит меня.

Слёзы закапали с ресниц при воспоминании выражения глаз Николаса, когда он покидал её спальню. Ей хотелось умереть. Она чувствовала себя так, как будто своими собственными руками вдребезги разбила рай.

— Не мучай себя. Если ты сможешь простить его гордость, моя дорогая, он простит тебе твою.

Джессика задохнулась от такого выпада, но была вынуждена согласиться в отношении себя с правотой этого утверждения. Она из гордости держала Николаса подальше и теперь платила по счетам.

Мадам Константинос положила ладонь на руку Джессики.

— Нико скоро покинет яхту, — мягко сказала она. — Почему бы тебе не пойти ему навстречу?

— Я… да, — сглотнула Джессика, вскакивая на ноги.

— Будь осторожна, — напутствовала её мадам Константинос. — Помни о моём внуке!

Не спуская глаз с приближающейся гребной шлюпки в узком проломе между скалой и берегом, Джессика начала спускаться вниз по дорожке, ведущей к воде. Она шла с бешено бьющимся сердцем, спрашивая себя, права ли мадам Константинос в том, что Николас действительно любит её. Когда она вспоминала прошлое, то ей казалось, что любит… или любил. Если только она всё не разрушила!

Пока Джессика шла по песчаному берегу к Николасу, он стоял, стараясь удержать от набегающих волн вытащенную на берег шлюпку. Он был одет только в пару обрезанных синих джинсов и, когда двигался, видно было, как плавно перекатываются мускулы у него под кожей. У Джессики от восхищения перехватило дыхание и, не дойдя до него нескольких шагов, она остановилась.

Николас выпрямился и посмотрел на неё. В его тёмных глазах невозможно было ничего прочитать, пока он стоял, глядя на неё, и она судорожно вздохнула. Он не сделает первый шаг, она знала это, первый шаг должна сделать она. Собрав всё своё мужество, Джессика тихо промолвила:

— Николас, я люблю тебя. Ты сможешь когда-нибудь простить меня?

Что-то промелькнуло в глубине его чёрных глаз и тут же исчезло.