Мысли ее унеслись к Кипу. Она звонила ему раз в неделю, но каждый раз, когда слышала его голос, испуганный, полный слез, словно нож поворачивали в сердце. Между звонками она писала длинные письма, напоминая ему об их жизни вместе — когда-нибудь потом. Всегда потом. Верил ли он в это? Верила ли она? Господи, как ей страшно. Так страшно. Она слишком любит его, и ей невыносима мысль, что она может его потерять.

Любовь. Именно ее она чувствовала. Любовь росла в ее сердце, росла с каждым аккордом. Любовь к младшему брату, смешанная со страхом, что он отдаляется от нее. Неужели в любви всегда должна быть боль? Неужели всегда от нее будут отрывать тех, кого она любит? Маму. Папу. Нанну. Теперь Кипа.

Гэри замедлил темп, чтобы подстроиться под ее настроение. Они всегда исполняли «Любовь» в быстром темпе, но в исполнении Алекс песня звучала по-другому. Эффект получился потрясающий.

Он огляделся. Двое уборщиков, споривших в соседней комнате, теперь затихли, изумленно прислушивались; официантки остановились у выхода, замерли и слушали. Даже Джеф вышел из своего кабинета.

Гэри посмотрел на девушку у микрофона. Она не сознавала ничего, кроме музыки. Глаза ее были закрыты, руки, маленькие, изящные, прижаты к груди, словно она молила о чем-то. От нее исходила энергия, такая чистая, такая ясная, что казалось — она вся светилась.

Он взглянул на музыкантов, на лицах которых было написано такое же изумление. Под влиянием ее чувств бас-гитара звенела, тенор-саксофон рыдал, фортепьяно всхлипывало.

Когда песня кончилась, Алекс открыла глаза, она казалась оглушенной и словно не понимала, что сейчас сделала, насколько раскрыла свою душу. Несколько минут в зале царила полная тишина. Затем, когда Алекс начала подозревать, что сделала ужасную ошибку, зал взорвался криками и аплодисментами.

Гэри смотрел, как вокруг нее столпились музыканты. Она казалась искренне удивленной и тронутой их комплиментами. Официантки во главе с Тиной бросились к эстраде, чтобы выразить свое одобрение.

— Ты зря теряешь время, работая официанткой, — сказала ей Тина. — С таким голосом, как у тебя, нужно зарабатывать им на жизнь.

Гэри взглянул в глубину зала, где совершенно неподвижно стоял Джеф, наблюдая и прислушиваясь.

— Как насчет еще одной песни? Попробуем «В одиночку».

Эти слова могла бы написать она сама, поняла Алекс, снова утонув в музыке. Ее надрывающий душу голос завораживал, заставлял забыть обо всем: о серьезных проблемах и маленьких неприятностях, о времени, об окружающих, о себе.

Уже на середине песни все поняли, что Джеф только что потерял свою лучшую официантку и что Гэри только что нашел то, что искал с тех пор, как впервые взял в руки гитару: женщину с голосом, идеально выражающим музыку, звучащую в его душе. Она словно открыла тайную дверь в его сердце.

— Алекс, ты не могла бы остаться еще на пару часов порепетировать с группой? — спросил Гэри, когда песня кончилась.

Она подумала, что в девять у нее начинаются занятия — не говоря уже о том, что она уже почти двадцать часов не спала. Но музыка дала ей новые силы, и она знала, что останется с ними так долго, как они смогут играть.

— Сколько ты будешь мне платить?

Гэри откинул назад голову и расхохотался:

— Так и знал, а то ты уж слишком неправдоподобно хороша.

Алекс ждала. Так как он больше ничего не прибавил, она попыталась снова:

— Ну? Сколько?

— Больше, чем ты можешь заработать, обслуживая столики в этой забегаловке. Что скажешь?

Медленная улыбка тронула ее губы.

— Ты только что произнес волшебное слово. Наверное, я могу попробовать. Но я не хочу оставить работу официантки. Как ты считаешь, могу я успеть и то, и другое?

Гэри проглотил возражения; они обсудят это позже.