Она, казалось, восхищалась Спурриером. Если он окажется виновным, то основой ее книги должен был стать рассказ о его жизни. Она намеревалась раскрыть особенности его психопатического ума. Если же его признают невиновным, то тогда будет «еще один Гейнесвилль», — писала она, имея в виду серию убийств студентов университета, когда обвиняемый, имя которого с отвращением произносили в каждой семье, оказался невиновным человеком. «Только на этот раз будет гораздо хуже, чем Гейнесвилль, — подчеркивала она. — Из-за того, что появилась игральная карта».
Сначала Спурриер решительно отклонял просьбы Эбби об интервью. Затем, в конце недели, она попытала счастья еще раз, и он согласился, предложив встретиться после суда, сказав при этом, что его адвокат «сделал дело».
«Он сказал, что на протяжении многих лет читал мои статьи в „Пост“, — писала Эбби, — а мое имя помнит со времен моей работы в Ричмонде. Он припомнил, что я писала о деле Джилл и Элизабет, и, добавив, что они были „замечательные девочки“, выразил надежду, что полиция скоро арестует „сумасшедшего“. Он также знает о моей сестре, сказал, что читал о том, что ее убили. Именно поэтому, с его слов, он согласился поговорить со мной. Он заявил, что „сочувствовал“ мне, ведь я знаю, что такое быть жертвой, потому что происшедшее с сестрой превратило в жертву и меня.
— Я тоже жертва, — сказал Спурриер. — Мы можем поговорить об этом. Возможно, вы, Эбби, поможете мне лучше понять, в чем тут дело.
Он предложил приехать к нему домой в субботу, в одиннадцать утра, и я согласилась, при условии, что все интервью будут эксклюзивными. Его устроило мое предложение, поскольку он не намерен беседовать с кем-либо другим до тех пор, пока я буду высказывать его позицию. «Правду», как он выразился. Спасибо тебе, Господи! Ну, держитесь, ты и твоя книга, Клифф. Ты проиграешь!»
Значит, Клифф Ринг тоже писал книгу об этих убийствах! Боже мой! Неудивительно, что Эбби вела себя так странно.
Она лгала мне, когда рассуждала о возможном исходе дела Спурриера. Не хотела, чтобы я догадалась, что она планирует поехать к нему домой. Подобная мысль никогда не пришла бы мне в голову, если бы я считала, что он находится в тюрьме. Я вспомнила ее слова, что она больше никому не верит. Да, никому, даже мне.
Часы показывали одиннадцать тридцать.
Марино не было на месте, поэтому я оставила для него сообщение на автоответчике. Затем я позвонила в полицию Вильямсбурга. Гудки, казалось, звучали вечность, прежде чем секретарша сняла трубку. Я попросила ее немедленно позвать кого-нибудь из детективов.
— Они все в городе.
— Тогда дайте мне того, кто есть в отделении. Она соединила меня с сержантом. Назвавшись, я спросила:
— Вам известно, кто такой Стивен Спурриер?
— Нельзя работать здесь и не знать.
— В настоящий момент у него в доме находится репортер и берет интервью. Я прошу вас предупредить группу наблюдения о ее присутствии и попросить их проконтролировать, чтобы там все было в порядке.
Последовала продолжительная пауза. Слышался шелест страниц. Было похоже, что сержант что-то ищет, затем прозвучало:
— Спурриер больше не находится под наблюдением.
— Прошу прощения?..
— Повторяю, наших парней отозвали.
— Почему? — спросила я.
— Сейчас я на этот вопрос не смогу ответить, док, я был в отпуске последние…
— Послушайте, единственное, о чем я прошу, — направьте к его дому патрульную машину, чтобы убедиться, что все в порядке.
Я еле сдержалась, чтобы не накричать на него.
— Не волнуйтесь. — Его голос был спокоен. |