Он покачал головой, явно потрясенный ее мыслями.

— Эми, ты ведь могла просто сказать мне об этом. Я всегда уважал твои желания. Никогда не было так, чтобы я пренебрег хоть одним из них, — горячо возразил он, желая опровергнуть то, что ему казалось грубым обвинением.

— Теперь я это поняла, — призналась она. — Но тогда я была слишком испугана. Я все время отталкивала тебя, стараясь восстановить свою защиту. Я без конца цеплялась за мысль о том, что это было просто самовозгорание. Мне казалось, что это извиняет мое поведение в ту ночь. Но, как ты верно заметил несколько минут назад, на самом деле кое-что серьезное выскользнуло из-под моего контроля.

— Но наш ребенок… — сердито воскликнул он, пряча за гневом свое смущение. — Неужели ребенок, которого мы зачали, и его будущее не стоили того, чтобы поменять свое мнение?

— И это меня пугало тоже. Я пряталась от этих мыслей, как и от всего остального, — грустно призналась она.

— Но ты же хотела ребенка. Ты сказала… ты заверила меня…

— Что не собираюсь делать аборт, — поспешно закончила она за него, страстно желая поскорее покончить со всем этим. — Но я просто не могла поступить иначе. И вовсе не из-за того, что это мой ребенок. Как раз наоборот. Может, для тебя это прозвучит очень странно, но с того самого момента, когда я точно узнала, что беременна, я думала о ребенке только как о твоем.

— Ты винишь меня?

— Нет-нет. — Она отчаянно затрясла головой, испытывая боль при мысли, что он понял ее таким образом. — Я хочу сказать… У тебя такая сила, Джейк, которая затмевает все остальное. Я не могла думать о ребенке, как о своем. И даже как об отдельной личности. Для меня это было лишь нитью, которую ты протянул между нами. Цепью. И я разрывалась между мечтой о связи между нами и страхом того, что это может означать для меня.

— Страхом? Ты боишься выходить за меня замуж? — у него был глубоко оскорбленный вид.

— Я боялась. Но больше не боюсь! — выпалила она, волнуясь. — Пойми, у меня не было никакого выхода из-за ребенка. И если бы ты сделал мне больно, то для меня это было бы ловушкой. Я не могу дать тебе уйти — и при этом у тебя есть надо мной власть, гораздо большая, чем была у отца. И ты можешь пользоваться этой властью намного дольше, чем он.

— Но ведь и ты имеешь точно такую же власть надо мной, — коротко обронил он. — Разве ты этого не видишь?

Для нее это было как удар! Нет, она совершенно не понимала этого. И даже такая мысль никогда не приходила ей в голову. А ведь она видела, как ему было плохо, и сейчас могла читать на его лице боль, которую вызвал в нем ее отказ. — Власть дана не одному, а обоим, — продолжил он сурово. — И каждый из нас может обидеть другого.

Она потерла лоб.

— Я не знаю, что делать, — жалобно произнесла она. — Ребенок… — Она глянула на свой живот и легонько тронула его. — Я никак не могу поверить, что он мой. Может быть, у меня просто нет материнских качеств. Я хотела, чтобы он вошел в твою семью. Но я не знаю, как я смогу быть матерью. Моя собственная мать… — Она подняла на него глаза, полные боли. — Она слишком боялась отца, чтобы защищать нас.

— Для этого нужна только любовь. И отдавать ее нужно свободно. — Он печально улыбнулся. — Может быть, твоя мать боялась отдавать вам свою любовь. Но у тебя нет никакой причины поступать так. По крайней мере, по отношению к нашему ребенку.