– Ничего, – покачал головой он. Пришел лифт, избавляя его от необходимости что-либо объяснять. Николай зашел в него, а Маша подбежала и посмотрела с нескрываемым волнением.

– Ты чего-то недоговариваешь! – воскликнула она. Николай вздохнул и на несколько секунд задержался, не нажимая кнопку.

– Маша, освободи, пожалуйста, вечер пятницы, – сказал он обманчиво нейтральным тоном.

– Зачем?

– Мы пойдем в ресторан.

– Просто в ресторан? – сощурилась Маша.

– Да, просто пойдем в ресторан, – кивнул Николай. – Знакомиться с моей семьей.

– Мама, он ушел!

– Я вижу, – невозмутимо ответила Татьяна Ивановна. – Идем обедать.

– Я не хочу обедать, – замотала головой Маша. – Я ничего не хочу. Почему нельзя было поговорить с ним по-человечески? Неужели так нужно было устраивать этот цирк?

– Неужели мы обязаны поставить в курс всех наших проблем весь дом? Зайди в квартиру, и мы поговорим, Маша, – мама говорила таким ласковым, таким ровным тоном, как если бы она разговаривала с террористом, держащим в руках кнопку от бомбы. Татьяна Ивановна и вправду боялась, что Маша сейчас сядет в лифт и убежит, и выкинет что-то еще. Поженится прямо завтра или передумает и решит жить каким-нибудь ужасным гражданским браком. Кто знает, что придет в эту милую головку?

– О чем, мама? – пробормотала Маша, чувствуя себя совершенно обессиленной. – О том, что он мне не подходит по возрасту?

– А ты считаешь, подходит? У нас с твоим отцом разница всего в один год, и ты знаешь, мы никогда не испытывали этой разницы поколений. Этот твой Николай – это же взрослый мужчина. Ты никогда не имела дела с такими.

– Мам, я никогда не имела дела ни с какими. Я его люблю!

– Ну вот. А я все думала, когда же я услышу это, – бросила Татьяна Ивановна так, будто Маша сказала какую-то несусветную глупость. – Да у тебя нет даже малейшего представления о том, что такое любовь. Идем домой, борщ остыл!

– А кто такой был этот Роберт, куда он делся? – задумчиво спрашивает папа.

– А ты не задумывалась, почему этот Николай в свои тридцать два не был женат? А? Разве это нормально? – щурится мама.

– И потом, для чего такая спешка? Вы же даже не встречались? Он что, боится, что если ты узнаешь его поближе, то передумаешь? Может быть, поэтому он не был женат? – предполагает она. Маша сидит на табурете напротив полной тарелки кроваво-красного борща и молчит. Она ни на кого не смотрит, исследуя самым подробным образом линии на своих ладонях.

– И где вы собираетесь жить?

– Я не знаю. У него, наверное.

– Да? Отдельно, значит? Но ты же даже готовить не умеешь! У тебя же в комнате полнейший кавардак, Машка. Да он тебя просто выгонит!

– Не выгонит, – возразила Машка, которой, надо признать, до этого и в голову не приходило связать свою нелюбовь к уборке и потенциальное будущее своего брака. Для нее любовь все еще оставалась понятием исключительно приятным и дальше поцелуев не шла.

– Ты что, беременна? Он поэтому на тебе женится? – продолжала мама, оглядывая дочь с подозрением, выдающим в ней врача. – Мы же говорили с тобой о контрацепции, я тебе все подробно рассказывала. Ты не можешь винить меня ни в чем. Маша, почему ты молчишь?

– А что мне сказать?

– А ты проверяла его на СПИД?

– Мама!

– А он не мошенник? Ты уверена, что он – тот, за кого себя выдает? – этот вопрос уже задал папа.