Услышав, как за забором припарковалась машина, я почему-то притихла. Бабушка, еще немного поворчав себе под нос, скрылась в доме. Хлопнула дверца, и послышался голос Йована. Я осторожно подползла к забору и посмотрела в щель. Йован зевнул и сладко потянулся. Я разглядела за рулем незнакомого молодого мужчину. На Гарбича-старшего точно не похож. Йован обошел машину, открыл заднюю дверцу и помог выбраться миниатюрной крашеной блондинке в симпатичном белом платьице. Я навострила уши, но не разобрала, о чем они говорят. Только услышала звонкий смех девчонки.

Парочка исчезла из поля моего зрения. А мужчина за рулем завел машину и тронулся с места. Видимо, это личный водитель выскочки…

Когда иномарка проехала мимо и звук мотора растворился в воздухе, голоса зазвучали громче, но слов я разобрать не могла. Отыскала взглядом еще одну дырку в заборе, чтобы лучше рассмотреть голубков. Отверстие располагалось выше моего роста, не дотянешься. У забора громоздился хлам, который мы приготовили на выброс. Я залезла на старое трухлявое кресло, а с него перебралась на ржавую перевернутую бочку. Посмотрела в дырку, будто в дверной глазок, и увидела Йована с девушкой — они бесстыдно целовались.

А у меня внезапно почва ушла из-под ног, вернее, ржавая бочка. Я не заметила, как встала на самый край, и бочка накренилась. Я полетела на землю и, пытаясь удержаться, схватилась за таз, который висел на гвозде, вбитом в забор. Таз за утро нагрелся на солнце и обжег мне руки. Взвизгнув, я откинула его, и он со звонким бряком ударился о бочку.

— Батюшки-светы! — завопила за моей спиной бабуля. — Господи, помилуй! Маша!

Лежа около ржавой бочки, я молилась всем богам, чтобы бабушка вела себя чуть тише, но она не унималась:

— Ты как сюда угодила? Зачем полезла? Хватило же ума взгромоздиться!

Каждую фразу бабуля выкрикивала все громче и громче. Я пробурчала что-то невразумительное. За забором было тихо-тихо. А у меня в голове эхом повторялся звук удара таза о бочку. Но, конечно, Йован и его девчонка все слышали. Я устало закрыла глаза в надежде, что открою их — и все исчезнет. И сломанный велосипед, и таз, и бочка, и чертов Гарбич со своей девчонкой… Так стыдно мне давно не было.

* * *

В обед погода испортилась. Подул свежий ветер, и щеголять по участку в купальнике стало зябко. Я бросила инструменты в ящик и отправилась в дом. Бабушка заварила чай и наделала бутербродов. Сидя за столом, я смотрела в окно на соседний дом. Из-за высокого забора виднелись красивая крыша и раскачивающиеся верхушки деревьев. Интересно, чем сейчас занят Йован? Как проводит время со своей драгоценной кралей?

— Окосеешь! — сказала мне бабушка, наблюдая, как я поглядываю в окно на дачу Гарбичей. — Будет один глаз на Кавказ, другой — в Арзамас.

— Бабушка, а кто наши соседи? — спросила я. — И что за фамилия у них такая? Ты несколько раз говорила, забыла, — прикинулась я дурочкой.

— Гарбич? Так они сербы. Хозяин дачи — бизнесмен из Белграда, он еще в девяностые переехал, до войны, при Милошевиче, в кризис. У нас, конечно, тоже несладко тогда было, но ведь поднялся человек. Дачу какую отгрохал.

— Да уж, молодец. А дети у них есть? — я постаралась придать голосу равнодушие, будто между делом спросила.

— Конечно! Поздний ребенок — Ванечка. Как долго они свое чудо ждали… Ты разве его не помнишь?

Я про себя только посмеялась: чудо Ванечка, как бабушка его назвала.

— Не-а, не помню.

— Чуть тебя помладше.