«Черт бы побрал Роберта Данверза», — добавила она мысленно.
— Вы имеете в виду моего брата? — неожиданно спросил капитан. — Да, он способен вызывать у людей подобные чувства.
— Это все из-за него! Чтоб ему в аду гореть!
— По правде говоря, ваше пожелание может исполниться гораздо раньше, чем вы думаете. Он сейчас лежит в каюте моего помощника. У него сильный жар, и я боюсь, что он не доживет до завтра.
— Надо перебороть лихорадку, — тихо шептала Оливия, снова и снова вытирая лицо Роберта льняной салфеткой и прикладывая к его лбу холодный компресс.
Роберт метался в горячке, и она пыталась успокоить его. Ей пришлось дважды зашивать рану майора, так как он, сражаясь с воображаемыми врагами, дважды разрывал швы.
— Ландо! Ландо! — громко выкрлкивал Роберт. — Не ходи туда! Не верь никому!
— Успокойся, — шептала Оливия, — успокойся… Все хорошо, все будет хорошо, тебе надо отдохнуть.
Он хватал ее за руку и кричал:
— Надо предупредить его! Надо сказать ему, что она собирается сделать с ним!
И Оливия говорила:
— Хорошо, я предупрежу его. А ты должен немного отдохнуть, иначе ничем не сможешь ему помочь.
Но Роберт, не выпуская ее руки, смотрел на нее безумными глазами и выкрикивал:
— Ты лжешь! Ты не собираешься его предупреждать! Это повторялось уже много раз, и она знала, что именно Роберт хочет услышать.
— Я предупредила его. Он в безопасности. Скоро он будет дома.
Эти слова в очередной раз успокоили Роберта. Он откинулся на подушку, закрыл глаза и затих. Оливия с облегчением вздохнула.
В эти дни ей часто приходилось укрывать его одеялом, которое он то и дело сбрасывал на пол. Оливия иногда невольно задерживала взгляд на его прекрасном теле. За это время она успела запомнить все шрамы Роберта и другие особые приметы. При виде волос у него на груди у нее перехватывало дыхание. Однажды она даже не удержалась и прикоснулась к ним. В этот момент ей показалось, что жар его тела передается ей, а сердца их бьются в унисон.
С некоторых пор се отношение к Роберту совершенно изменилось. Она больше не считала его ни грубияном, ни похитителем. И не ставила ему в вину его бесцеремонное поведение в парке.
Она считала, что он нуждается в ней — в ее преданности, в ее поддержке. Она почти ревновала сю к этому Ландо, о котором он постоянно упоминал в бреду. Однако ей казалось, что и ее Хоббе проявлял бы такую же самоотверженность, защищая тех, кто ему дорог.
«Разве можно сохранять такую непоколебимую верность лишь ради стремления к обогащению или из любви… к какому-то кладу?» — спрашивала себя Оливия.
Нет, нельзя. Она была в этом убеждена. Поэтому смотрела на Роберта уже совсем другими глазами. Однажды, когда он опять схватил ее за руку и умолял предупредить Ландо о нависшей над ним опасности, ей даже захотелось, чтобы он и к ней испытывал такие же чувства.
Казалось, ее любовь к несуществующему Хоббе разгорелась с новой силой и обратилась на этого бредившего в горячке человека. Во всяком случае, теперь она больше чем когда-либо хотела, чтобы он жил. Только бы она оказалась права! Только бы сердце не обмануло ее на этот раз!
— Вы не отходите от него уже третьи сутки, — сказал Колин, заглядывая в каюту.
Оливия вздрогнула от неожиданности. Она вытерла вспотевшие ладони о юбку и повернулась к капитану.
— Он был в горячке, и ему требовался уход.
— Да, конечно…
Капитан подошел к койке и внимательно посмотрел на брата. Затем — еще более пристально — на Оливию и тоном, не терпящим возражений, проговорил:
— Вам следует отдохнуть. |