– Не так! – остановила их Вера, скатываясь с насыпи в окоп, даже не замечая, что ее поддержала, подстраховав, сильная рука товарища офицера. – На левый бок, на раненый!

Раненого принялись переворачивать, но осторожненько, а он пришел в себя, зашелся мелким кхением и пожаловался:

– Бо-кх-кх-ольно…

– Потерпи, Ванечка, – склонилась она над ним, – так надо. Сейчас мы быстренько тебя в госпиталь донесем, а там укол сделают, тебе полегче станет.

Он кивнул и снова прикрыл глаза, а она, посмотрев на санитаров, проникновенно так, с просьбой, но строго распорядилась:

– Бегом, мужики, ему совсем плохо. Надо успеть.

Мужики подхватили носилки и помчались так быстро, насколько это возможно было, по узким окопам, а за ними Вера в компании неизвестного добровольного помощника, товарища офицера Красной армии.

– Почему на раненый бок? – спросил неожиданно он на бегу.

– У него пневмоторакс, – ответила Вера, чуть запыхавшись.

– Э-э, девушка, вы меня названиями не пугайте! – усмехнулся он. – Вы как-нибудь попроще объясните.

– Проще: у него пулей пробито легкое. Воздух поступал через дырку, от этого легкое как бы сдулось, сжалось, и если положить раненого на здоровое легкое, единственное, которое сейчас дышит, то на него начнет давить и средостение, и кровь будет подтекать и тоже давить, и сердце, которое сейчас как бы висит на своих сосудах. А снизу еще поддавливают ребра. При такой нагрузке легкое откажет, и человек задохнется.

– Понял, – кивнул мужик и вдруг искренне поблагодарил: – Спасибо за науку.

– Вера, прием! – затрещала рация.

– Бежим уже! – ответила, сразу перейдя к делу, Вера. – Минут через десять будем.

– Понял! – отозвался Васильев и спросил: – Как раненый?

– Плохо, – оценила Вера, – без сознания, дыхание поверхностное, кровь пенится.

– Операционная готова, ждем!

Госпиталь, само собой, тоже представлял из себя исторически выверенный участок, а именно: огромную брезентовую палатку с нарисованными по бокам большими красными крестами, разделенную перегородками, отделявшими операционную от палат, процедурной и предоперационной.

Когда процессия с носилками подбегала к госпиталю, неожиданно обнаружилось, что их встречает куча народу, видимо новость о настоящем ранении распространилась со скоростью пожара, большая часть собравшихся людей была незнакома Вере, а вот Васильева среди них не оказалось. Ну, понятно, он размывается перед операцией.

Ее о чем-то спрашивали любопытствующие, хватали за рукав ватника, она ничего не отвечала, скидывала удерживающие руки и пробиралась сквозь толпу следом за санитарами с носилками, и остановилась только у откинутого полога входа. Тут оглянулась, вспомнив о помощнике, и обнаружила, что он так и шел прямо за ней, не отставая.

– Послушайте… – начала было она, сама до конца не понимая, что говорить.

Надо же поблагодарить, или еще что-то правильное сказать… Но тут Вера встретилась с ним взглядом и замолчала, на какое-то мгновение полностью утонув в этом взгляде из-под кокарды форменной фуражки, надвинутой снова по всем уставным правилам, серых, почти стальных глаз, немного смягченных темно-синими крапинками – так близко он стоял, что она смогла рассмотреть эти самые крапинки.

– Вера, мыться!! – раздался громкий приказ Васильева откуда-то из недр госпитальной палатки.

– Вы идите, – приятным, успокаивающим голосом сказал незнакомец, – я вас подожду.

– Подождете? – удивилась она.