|
– Ты огорчаешь меня, – произнес Дортмундер.
Клео, дружелюбная и сочувственная, с помощью локтя удерживала стеклянный кувшин с вином:
– Нужно немного подождать, – уверяла она. – Все получится. Ты будешь гордиться Поки.
– Это не Поки, ах, Покьюлей. Я волнуюсь, – сказал ей Дортмундер. – Я разговаривал с Энди Келпом, он изменился. Вот что меня беспокоит.
– Мне кажется, что он хороший парень, Келп, – ответил Покьюлей.
– Нет, – сказал Дортмундер.
Покьюлей сделал шаг назад, чтобы окинуть произведение критическим взглядом:
– Ты знаешь, – начал он. – Я действительно хорош в этом виде работ. Даже вышло лучше, чем с двадцатками. Мне интересно, есть ли у картины будущее.
– Есть. В виде десяти тысяч с нашей стороны, – напомнил ему Дортмундер, – если план сработает, и мы получим деньги от Чонси. Это единственное будущее, которое я хочу знать.
– Ах, – вздохнул Покьюлей, – но что если я применю на практике мои знания о Винбисе, его тематику, его стиль и сделаю своего собственного Винбиса? Не копию, но совершенно новый вид живописи. Ведь время от времени обнаруживают картины неизвестных мастеров, так почему бы не одну из моих?
– Не знаю, что тебе ответить, – только и сказал Дортмундер.
Покьюлей подумав, кивнул:
– Намного лучше, чем рисовать двадцатки. Это было так скучно. Никакой палитры. Немного зеленого, черного и готово, а теперь Винбис. – Его полузакрытые глаза больше не смотрели на незаконченного Винбиса напротив него. – Средневековый монастырь, – сказал он. – Каменные стены и пол. Свечи. Монахини только что сняли свои рясы…
Глава 9
Восемь дней спустя Дортмундер вошел в центральный офис отдела страхования по безработице и стал ожидать своей очереди к охраннику, который должен был осмотреть его, прежде чем впустить внутрь. Охранник проверял кошелек женщины с целью найти там оружие или бомбу или иные проявления политического недовольства, и делал он это медленно. Дортмундер был одет сегодня в темно-зеленые рабочие штаны, фланелевую рубашку и нес планшет с зажимом для бумаг.
Женщина, темный цвет кожи которой и грубые манеры послужили убедительным доказательством, чтобы сделать ее официально подозреваемой, в ходе проверки оказалась слишком умной для органа власти, поскольку оставила дома все свое оружие и бомбы.
Охранник нехотя позволил ей войти, затем повернулся к Дортмундеру, который бросил свой планшет на трибуну и произнес:
– Ремонт пишущей машинки.
– В какой отдел?
Так как Дортмундер был мужчиной, высокого роста, белый, не был клиентом и не нес пакетов, в которых можно спрятать оружие или бомбы, то у охранника не было оснований подозревать его в чем-либо.
– Я не знаю, – ответил Дортмундер. Провел пальцем по верхнему листу планшета и продолжил: – Они просто дают этот адрес, вот и все. Здесь сказано: машинописное бюро.
– У нас четыре машинописных бюро, – сказал охранник.
– Я просто парень, которого прислали сюда.
– Ну а как я могу знать, какой отдел?
– Я не знаю, – снова повторил Дортмундер.
Существует разница между клиентом и работником учреждения. И эта разница действует везде, не только в отделе страхования по безработице департамента труда штата Нью–Йорк. Различие в том, что посетитель находится здесь, потому что он нуждается в чем-то, но служащему наплевать, что происходит вокруг него. Работник не пойдет вам на встречу, не будет пытаться помочь, не даст объяснений, на самом деле не будет делать ничего, просто стоять. |