— Дядя Сима, я должен открыть вам одну тайну!

Дядя Сима снял очки, словно для того, чтобы я мог получше разглядеть его глаза. А глаза эти говорили: «Ваша тайна, мой дорогой друг, умрёт со мною. Ни под какой, даже самой жестокой пыткой я не выдам её!»

— Знаете ли, дядя Сима, я очень плохо переношу жару…

— Вам кажется, друг мой, что здесь жарко? Это потому, что вы волнуетесь. Потому что хотите рассказать мне нечто важное…

— Я уже всё рассказал!

— Как? Это и есть ваша тайна?

— Да.

— То, что вы плохо переносите жару?

— Вот именно!

— Но от кого же это надо скрывать? И почему?

— От моих родителей… От мамы и папы! Ведь я должен ехать в санаторий, на юг, а если они узнают, что я так плохо… так тяжело переношу жару, они меня туда не пустят! А я очень хочу поехать. Это — моя заветная мечта с самых, как говорится, младенческих лет!

Дядя Сима вернул очки на нос. И задумчиво потёр пальцами свою блестящую, словно отполированную, лысину:

— Но ведь со здоровьем, друг мой, шутки плохи. У вас, видимо, шалят нервы.

— Шалят, дядя Сима!

— И в чём это конкретно выражается?

Я очень хорошо знал, как шалят ребята у нас в классе или во дворе, и мог бы описать это во всех подробностях, но как именно шалят нервы — этого я не знал. И тогда добрый дядя Сима поспешил мне на помощь:

— Не чувствуете ли вы, друг мой, быстрой утомляемости? Повышенной сонливости?

— Да, я очень быстро утомляюсь. И всё время испытываю повышенную сонливость. Вот, например, на уроках я даже иногда покалываю себя перышком, чтобы не уснуть…

— А не бывает ли у вас по ночам тяжёлых сновидений? Не кричите ли вы во сне?

— Кричу! Не так уж часто, но кричу… И даже очень громко! Только мама с папой не слышат, потому что они спят в другой комнате, а бабушка — потому что она у нас глуховата.

— Ну а как дела с аппетитом?

Дела с аппетитом обстояли у меня прекрасно, но я тихо и грустно ответил:

— Пища вызывает у меня, дядя Сима, физическое отвращение. Но я ем! Через силу!.. И иногда даже прошу добавки, чтобы не огорчать родителей. И чтобы не обижать бабушку: ведь она целый день возится на кухне.

— Та-ак… Это мы поправим. А не потеют ли у вас руки?

— Потеют. Ещё как потеют!..

— Покажите, пожалуйста… Нет, сейчас у вас абсолютно сухие ладони.

— Это потому, что я недавно вытер их носовым платком. А вообще-то я всегда хожу такой потный, что даже противно делается.

— Ничего, это мы исправим. — (Дядя Сима не только меня называл на «вы», но и о себе самом иногда говорил — «мы».) — Ну, а не замечали ли вы за собой также повышенной слезливости? Этакой беспричинной плаксивости?

— Стыдно сказать, дядя Сима, но… я очень часто плачу. Даже в детском саду, помню, меня дразнили плаксой-ваксой.

— Ну-у, это было давно…

— Но продолжается и до сих пор! Я стараюсь скрыть эти свои… беспричинные слезы от окружающих. И поэтому очень часто смеюсь… Чтобы не заплакать! Понимаете?

— Понимаю. Сейчас мы кое-что проверим. Правда, у меня дома нет всех необходимых инструментов. Но кое-что…

Дядя Сима достал серебристый молоточек с чёрной резиновой головкой и предложил мне сесть на стул, положив ногу на ногу. Когда же он слегка стукнул меня этим молоточком по коленке, я так дёрнул ногой, что бедный дядя Сима чуть не отлетел в сторону.