— Почему так воинственно, Валентина? Мы ведь можем поговорить как разумные люди.

— Ну, быть разумным, синьор Барбариго, требуется только от вас. Я давно тебя знаю и уже проверила все счета матери. Ты невероятно разумный человек!

— Может, ты и права, Валентина. Но это не мешает твоей матери считать, что именно ты спасешь ее от банкротства. — Лука громко рассмеялся.

— Тогда у нее еще меньше мозгов, чем я думала. А у тебя нет намерений оставить ее в покое, не так ли? Ты не успокоишься, пока не заберешь палаццо!

Головы праздных туристов повернулись в их сторону, иностранцы следили за ними, желая увидеть настоящую местную ссору, что украсила бы их венецианское путешествие.

— Пожалуйста, Валентина, — сказал Лука, подтолкнув Тину к стене и прижавшись к ней своим телом, будто они были любовниками. — Неужели ты хочешь обсуждать финансовые дела твоей матери на улице, развлекая туристов? Что они подумают о нас, венецианцах? Что мы недостаточно цивилизованные люди, чтобы обсуждать такие вещи без посторонних?

Опять он оказался слишком близко. Тина чувствовала его теплое дыхание на своем лице. Лука был рядом, и она не могла игнорировать его запах, не чувствовать тепло, исходящее от мужского тела. Тина уже была не в состоянии мыслить рационально, а не только опровергать очевидное.

— Я не венецианка.

— Да. Ты из Австралии, и ты очень откровенна. Меня это восхищает. Но этот разговор стоит продолжить где-нибудь в другом месте и без посторонних. — Он указал в направлении, откуда она пришла. — Пожалуйста. Нам стоит обсудить все в доме твоей матери. Или, если хочешь, мы можем пойти ко мне. Уверяю, это всего в нескольких минутах ходьбы.

И встретиться с врагом на его же территории? Ни в коем случае!

— Ну хорошо, вернемся в палаццо. Но только потому, что я хочу объясниться с тобой, а потом уеду.

— Я не могу дождаться, — услышала она, а потом Лука пробормотал что-то по-итальянски.

Тина развернулась и направилась в обратном направлении.

Кармела встретила их в дверях палаццо, улыбаясь и как-то неуверенно переводя взгляд с одного на другого. Тут Лука улыбнулся и включил очарование, заговорил с ней на родном языке. Тина могла бы поклясться, что старая женщина покраснела. В этот момент она возненавидела Луку еще больше.

— Ваша мать в спальне, — сказала Кармела, извиняясь за ее отсутствие. — Она сказала, у нее болит голова.

Лука посмотрел на Тину, но та проигнорировала его. Кармела отвела их наверх в приемную, пообещав принести кофе и прохладительные напитки. Это была огромная комната с высокими потолками и пастельного цвета декоративной плиткой на стенах. Комната должна была быть просторной и светлой, но казалась тесной из-за бесчисленных шкафов и столов, заваленных стеклянными украшениями, статуэтками, хрустальными бокалами, лампами разной формы, стеклом, отражающим рубиново-красный закат.

«Даже красиво, — усмехнулась про себя Тина, — такой сверкающий иллюзорный мир из стекла, если не вспоминать о стоимости всего этого».

— Ты похудела, Валентина, — раздался голос сзади. — Ты слишком много работаешь.

Она обернулась:

— Все мы изменились, Лука. Все мы стали на несколько лет старше. Надеюсь, немного мудрее. Я, например, стала.

Он улыбнулся и взял коллекционное пресс-папье, что светилось красным, со стола, положил его на ладонь.

— Некоторые вещи, я вижу, не изменились. Ты по-прежнему прекрасна, Валентина. — Лука улыбался и осматривал одно стекло, держа его в руке, прежде чем взять следующее, медленно прокладывая путь по загроможденной комнате, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть то крошечное животное из хрусталя, то позолоченную статуэтку из стекла, не обращая на Тину никакого внимания.