– Ты, наверное, красно коричневый? – спросил Пафнутьев.

– Шутишь, да, Паша?

– Если тема не допускает шуток, значит, это несерьезная тема.

– Да а а? – уважительно протянул Халандовский и склонил голову набок, пытаясь понять услышанное. – Ты, наверное, выпить хочешь? Я правильно тебя понял? – в голосе Халандовского появилась надежда.

– И это тоже. Подожди! – Пафнутьев остановил метнувшегося к холодильнику Халандовского. – Я все таки отвечу... Знаешь, пустота за спиной... Она еще наполнится людьми, светом, голосами, музыкой... Наполнится. А я... я буду делать свое дело. И ничто меня не остановит.

– И никто не купит?

– Пусть только попробуют! – с дурашливой угрозой проговорил Пафнутьев.

– И никто не купит? – с тем же выражением, но тише повторил Халандовский. – Ни за какие деньги?

Пафнутьев пошарил взглядом по столу, убедился, что бутылка пуста, его рюмка тоже пуста, и лишь после этого посмотрел в глаза Халандовскому.

– Не знаю, Аркаша, не знаю. Нетрудно ответить, что да, дескать, никогда, никто, ни за какие деньги! Но я знаю, что такие слова... Никогда, навсегда, по гроб жизни... Немногого стоят. Серьезные люди их не произносят. Девочка и мальчик могут клясться друг другу в сиреневых кустах... Но мы то с тобой знаем, чем кончаются такие клятвы.

– Чем, Паша?

– Младенцами в мусорных ящиках. Каждый день в мусорных ящиках находят живых, полуживых, задушенных, забитых младенцев.

– И больше ни к чему юношеские клятвы не приводят? – изумленно спросил Халандовский.

– Может быть, случается что то и менее печальное, но это уже не по моей части. Это по другому ведомству.

– Паша, у тебя в жизни два выхода.

– Ну?

– Или напиться, или поменять работу.

– Я выбираю первое.

– Понял, – Халандовский опять рванулся было к холодильнику, но на этот раз его остановил телефонный звонок. – Да! – раздраженно закричал он в трубку. – Вас слушают! О! – воскликнул он через секунду голосом, полным раскаяния. – Виноват! Нет мне прощения. Исправляюсь немедленно! Вика! – Халандовский протянул трубку Пафнутьеву.

– Надо же, – удивился тот и еще некоторое время медлил, пытаясь понять, что заставило жену звонить в столь неурочный час. – Пафнутьев на проводе, – наконец сказал он, сразу осев, ссутулившись и как бы смирившись с неизбежным.

– Паша, ты как? В порядке?

– Как всегда!

– Понятно, – сказала Вика, но как то не так сказала, не тем тоном, который Пафнутьев мог принять спокойно и равнодушно. Прозвучала в голосе Вики нотка безутешности и горького, смиренного понимания.

– Что тебе понятно, дорогая?

– Звонил Шаланда.

– И что?

– Тебя ищет.

– Зачем?

– Он будет у себя еще минут пятнадцать. И просил... Если сможешь, позвони ему, – и опять в слове «сможешь» прозвучала та самая нотка безутешности.

– Смогу.

– Он звонит уже не первый раз... Я скажу, чтобы он ждал твоего звонка, да?

– Он у меня дождется! – дурашливо прошипел в трубку Пафнутьев.

– Паша... Ты не слишком задержишься?

– Теперь то уже наверняка слишком. Шаланда зря звонить не станет...

– Мой ужин, конечно, несравним с халандовским, но и он тебя ждет.

– Дождется, – повторил Пафнутьев.

– Спокойной ночи, Паша.

– Вот за это спасибо, – Пафнутьев с силой потер лицо ладонями, беспомощно посмотрел на Халандовского.

– Еще рюмку? – спросил тот.

– Я, конечно, дико извиняюсь.