Внизу, сразу за прихожей, располагался огромный холл, предназначение которого осталось для меня не вполне ясным. Я подумала, что Эдуард Борисович, несомненно, прибеднялся, когда уверял меня, что живет он по принципу «в тесноте, да не в обиде». Мебели в холле почти не было, только напольные вазы и какие-то статуэтки.

– Дизайн еще не закончен, – словно отвечая на мой немой вопрос, сказал Шишков. – Мы вначале наняли одного дизайнера, но у Алисы и у него мнения не совпали – по многим вопросам, – и пришлось мне с ним расстаться. Потом она сама пыталась кое-что здесь оборудовать, на свой лад, а затем родила Илюшку, и ей стало не до того. А теперь…

Он не закончил фразу, но мне и без того было понятно, что теперь, в ситуации, когда люди боятся за свою жизнь и за жизнь близких, идеи об устройстве интерьера и вовсе теряют всякую актуальность.

– Ничего, – постаралась я ободрить Шишкова. – У вас впереди еще много лет счастливой жизни, так что вы успеете все обустроить.

– Надеюсь, – тихо проговорил Эдуард Борисович, снимая ботинки.

В холл вошла женщина лет тридцати пяти, в темном платье до колен, в белом переднике. Держа небольшой пылесос, она двигалась по холлу, методично проводя щеткой по сверкавшему ламинату, не забывая затрагивать и стены. Лично мне это показалось излишним. Честно говоря, если бы у меня в комнате царила такая стерильная чистота, я бы не убиралась в ней еще как минимум недели три. Впрочем, может быть, потому у Шишковых так и чисто, что этот порядок поддерживается постоянно? Да и вообще, при наличии троих детей, возможно, ежедневная уборка имеет смысл. А впрочем, это личное дело хозяев, меня оно не касается.

Уборщица вежливо поздоровалась с Шишковым и переместилась в прихожую, которую мы только что покинули. Из холла можно было попасть в кухню. Проходя мимо нее, Эдуард Борисович лишь мельком заглянул туда и спросил у стоявшего у плиты полного мужчины в поварском колпаке:

– Все дома?

– Да, Эдуард Борисович, – откликнулся тот. – Алиса Юрьевна наверху, с мальчиком.

– А где Алена с Никитой? – уточнил Шишков.

– После обеда Аркадий их привез, и больше они никуда не отлучались.

Шишков кивнул ему и повел меня дальше, к высокой лестнице. Стены в коридоре были отделаны мраморной крошкой. Мы поднялись наверх, оказавшись в длинной галерее, и Шишков подошел к третьей по счету двери. Распахнув ее, он вошел в комнату, пригласив меня следовать за ним.

На широком диване сидела моложавая женщина с идеально подстриженными под «сэссун» светлыми волосами. Несколько прядей в челке были тронуты мелированием. Рядом с ней на полу, на пушистом ковре с густым ворсом, сидел розовощекий крепыш. Деловито пыхтя, он складывал из разноцветных кубиков высокую башню. Башня была непрочной, она разваливалась, когда малыш пытался водрузить на нее еще хотя бы один кубик. Но его это не смущало: мальчик, хмуря темные бровки, сосредоточенно складывал ее вновь, продолжая свой серьезный труд. Женщина смотрела на него, пытаясь со смехом комментировать действия ребенка.

Увидев нас, она встала с дивана, убрала обеими руками пряди волос со щек за уши, но они тотчас же выскользнули из ее пальцев, приняв первоначальную укладку.

– Привет! – проговорила она.

Голос у нее был молодой, звонкий и веселый. Женщина выглядела моложе Эдуарда Борисовича, ей можно было дать лет тридцать – тридцать пять, хотя на самом деле, вероятно, она была постарше. Очень «фигуристая», несмотря на трое родов, с гибкой талией и округлыми бедрами, симпатичное лицо – без тени стервозности. На первый взгляд Алиса Шишкова производила очень приятное впечатление.