– Яснее не бывает.

– Вот и замечательно! Кстати, можешь и домой ко мне прийти, только предупреди заранее. А насчет разных слухов, так я думаю, ты все поняла, да? – Надежда Степановна подмигнула мне.

Похоже, она хотела, чтобы я передавала ей содержание этих слухов, не забыв упомянуть об авторах. Как бы не так! На меня нахлынула волна негодования, но я не проронила ни слова, помня о том, что скромное молчание – лучший довод в споре с руководством. Не дождавшись моего ответа, Аронкина ушла.

Визит начальницы отдела кадров ввел меня в удушливое состояние неопределенности. Аронкина явно чего-то опасалась. Но чего? Наверное, в слухах, что циркулировали по заводу, была истина, которую хотели скрыть. Кто и от кого? На первый взгляд это был очень простой вопрос. В том, чтобы сор не вынесли из избы, был заинтересован генеральный директор. Аронкина предана Кудринцеву как собака, вот и взялась за работу. Но где гарантия, что кто-то не проболтается членам комиссии? Такой гарантии нет. Кажется, Надежда Степановна намекала мне на то, чтобы я стала наушничать. Это позволило бы выявить того, кто много знает, и вовремя нейтрализовать его. Наверное, она не мне одной сделала такое предложение. Только мне она дала понять, что мы можем стать подругами со всеми вытекающими отсюда последствиями. А других, вероятно, «уговаривала» как-то иначе – кого кнутом, а кого пряником. Жалко, Лерка на больничном, она бы мне рассказала, в каком ракурсе с ней велась беседа.

«Итак, по факту взрыва возбуждено уголовное дело. Действительно, каковы же причины того ЧП? Может, это типичное для русского человека разгильдяйство? Или саботаж, устроенный рабочими, не попавшими в новый цех? А если то был теракт, направленный против мэра? – размышляла я. – Ясно одно: меня вызвали на завод, потому что сегодня следователь прокуратуры общается здесь с сотрудниками. Аронкина предварила нашу беседу какими-то туманными предостережениями. Кажется, ее пугают слухи, которые могут дойти до прокуратуры. Интересная композиция, над ней надо хорошенько подумать».

Я включила чайник и стала насыпать в чашку кофе. В этот момент зазвонил мой мобильный телефон.

– Алло, – сказала я.

– Поля, привет! – В трубке послышался взволнованный голос Леры Гулькиной. – Слушай, я понимаю, что ты в отпуске, но, может, ты знаешь, что на заводе происходит?

– А почему ты так всполошилась?

– Так меня срочно на завод вызывают. Главбух позвонила мне и строго приказала выйти на работу. Я ей стала объяснять, что у меня больничный, а она сказала, что слышать ничего не хочет, потому как болезнь у меня не смертельная. Я тебя, как юриста, спрашиваю, приходить мне или нет?

– Ну раз начальство приказало, значит, надо явиться.

– Все равно не понимаю, к чему это. С кассой они и без меня справиться могут. Вот когда я зимой две недели гриппом болела, так никакого конца света не случилось. Тогда без меня обошлись, а теперь не могут, да? Нет, мне, конечно, льстит, что меня так ценят, но что с лицом делать? Болячки на таких местах, что их ни челкой, ни темными очками не спрячешь. Как бы еще шрамы не остались!

– Не надо было вперед всех лезть. Вот и результат, – я не смогла удержаться от этого замечания.

– Спасибо за сочувствие! Кто же знал, чем все это обернется? Кстати, что люди-то говорят, из-за чего взрыв произошел? В новостях за все это время ни слова сказано не было. Меня, знаешь, все домашние и соседи замучили вопросами, что да почему, а я сама толком ничего не знаю. Поля, ну что ты молчишь?

– Лера, ты мне рта раскрыть не даешь, а сама сто слов в минуту уже сказала.