— Мы еще живы, — произнесла Вера странным хриплым голосом. Прошло много времени после того, как она вернулась из того блаженства, в которое ее увлек Фил. Или она сама увлекла их обоих, не оставив Филу возможности остаться?

— Верочка… — Филу трудно было говорить, он приподнялся на локте, и тогда дышать стало легче, а лампа под абажуром на письменном столе перестала выглядеть оранжевой звездой, окруженной полупрозрачной раскаленной короной. — Что это было? Со мной никогда…

Много позже они сидели рядом на диване, перед ними на маленькой табуретке стояли две чашки кофе, и случившееся больше не казалось фантастическим. Они были вместе — мужчина и женщина, — они были счастливы, и Фил подумал, что только сейчас, пока они на вершине, им может удасться то, что никогда не удалось бы ему самому.

И тогда он перестанет наконец думать, что предал Лизу.

— Ты больше не боишься? — спросил он.

— Боюсь, — сказала Вера. — Но вдвоем — не так.

— Что же нам делать? — вырвалось у Фила.

Вера повернулась к нему и поцеловала в щеку — нежно, как любимого ребенка, которому стало страшно в темной комнате, где никогда не было никаких чудовищ.

— В детективных романах говорят: преступника нужно опередить.

— Как?

— Если кто-то смог выйти в мир и использовать его законы, то, значит, это возможно. Значит, и мы сможем тоже. Теперь, когда мы знаем… Попробуем?

— Что? — не понял Фил.

— Как что? — удивилась Вера. — Мы знаем формулировку полного закона сохранения энергии. Видели уже, как это действует. Не знаю, насколько сильно нужно сосредоточиться, мы оба устали… У меня просто сил нет, кажется, я засыпаю… Но можно попробовать.

— Сейчас?

— Почему нет?

— Я вовсе не сказал «нет». Хорошо. Давай. Вот глупая ситуация, если посмотреть со стороны… Никто из нас не верит в Бога. Никто из нас никогда в жизни не молился. А разве то, что мы собираемся сделать — не молитва, с помощью которой мы хотим попасть в настоящий мир?

— Называй, как хочешь. Кстати, я молилась всегда. Каждый день — сколько себя помню.

— Ты? — поразился Филипп.

— Представь. У меня была своя детская молитва, набор слов, я давно их забыла. Позднее молитвой стали слова, которые как-то ночью чей-то голос произнес над моим ухом. Я проснулась, сердце колотилось, а слова звучали опять и опять в темной комнате, я слышала их… Запомнила — их невозможно было не запомнить, — и они стали моей молитвой. Глупо, но я всегда верила, что это действуют. Я не называла это молитвой, это были «правильные слова». Когда у меня что-то болело, я сосредотачивалась, произносила правильные слова, и мне казалось, что боль уходит. Я себе так иногда зубы заговаривала.

— Правильные слова, — пробормотал Филипп. — Какие? Секрет?

— От тебя? Нет. Теперь — нет. «В пучину вод бросая мысль, надейся на того, кто был собой и стал тобой, не зная ничего»…

— В пучину вод бросая мысль… — повторил Фил. — Что это? Какие-то стихи.

— Стихи? Чистая психология, не больше.

— А может, и нет. Если именно так действуют общие законы…

— Конечно, это я сейчас понимаю. Обращения к Богу, молитвы, заговоры, заклинания — слова, за которыми было желание, за желанием — выход в мир, ощущение себя таким, каков ты на самом деле. Интерпретации были неправильными, но действия…

— Начнем мы или нет? — перебил Веру Фил.