Когда мы, наконец, достигли полянки на склоне одного из окрестных холмов, где бычку предстояло провести остаток дня, я чувствовал себя одновременно и героем, и простаком, перетаскавшим гору камней за крынку молока.

Пока пастух привязывал веревку мгновенно успокоившегося животного к торчавшему на склоне деревцу, я сидел на валуне, с наслаждением глотал легкий весенний ветерок, и уныло разглядывал повисшие на горизонте темные облака. И они не нравились мне все больше. Если не удастся сегодня добраться до цели своего путешествия, то придется ночевать под дождем. И хотя я вовсе не неженка, перспектива такого испытания на прочность вовсе не добавляет оптимизма.

- Иди вон туда, - остановившись рядом со мной, тихо пробормотал парнишка, указывая глазами направление, - перейдешь речку по бревну и увидишь тропку. Иди по ней, никуда не сворачивая, это углежоги протоптали. А как доберешься до ежевичника, не зевай, будет незаметный отворот вправо. Шагов эдак через двадцать от первых кустов. Только погляди вначале, чтоб никого вокруг. А коли правильно пройдешь через ежевичник, увидишь березу о трех главах, на нее и иди, да не петляй, болото там. А уж от березы все просто, лощинкой так и иди.

Я дружески хлопнул парнишку по плечу и решительно зашагал в указанном направлении. Впрочем, других вариантов у меня все равно не было.

Однако, уже дойдя до речки, обнаружил, что то ли пастух плохо объяснил, то ли я не так понял. Только никакого бревна и поблизости нигде не было. Для верности я прошел пару сотен шагов вверх по течению, потом еще несколько раз по столько же вниз, и только тогда увидел вдалеке нечто похожее на переправу. Пробираясь к ней сквозь заросли прошлогодней осоки, начинаю понимать, что парень меня явно обманул. А может, и его мать, внешнего сходства пастушонка с разносчицей трудно не заметить. Ну а если протянуть ниточку дальше, то выходит, что провел меня сам трактирщик.

Значит, не поверил или посчитал недостойным знакомства с Раммом. Ну, конечно, от северянина за версту тянет благородными предками. Десятком поколений, как минимум. Есть в его бледной физиономии что-то такое, что трудно объяснить словами, но зато сразу определяет подсознание. Особенно женское. За те шесть или семь дней, что мы провели вместе, я не раз становился свидетелем, как девицы разных сословий и возрастов начинали при виде Рамма вести себя более скованно и молчаливо. Даже самые заядлые болтушки мгновенно превращались в чопорных дам.

Вероятно и трактирщик, как все представители его профессии прекрасно разбиравшийся в статусе клиентов, не смог поверить, что Рамм может быть знаком с нищим бродягой. Но на всякий случай отправил меня куда подальше.

Перебираясь по сыроватому и оттого скользкому бревну на другой берег, поросший подступающему к самой воде смешанным лесом, я твердо решил не сворачивать ни в какое болото. Несмотря на то, что тропка и в самом деле нашлась, прошлогодняя, почти неприметная, видать, с тех пор, как закончились грибы и прихваченные морозом поздние ягоды, никто тут и не ходил. Я шел по ней не спеша, начиная понимать, что план провалился, и придется сходу выдумывать новый. А для этого искать тех, кто может мне помочь, в надежде на Рамма я не взял с собой ни денег, ни оружия. Несколько самых дешевых дротиков за поясом не в счет, с такими даже против самой захудалой шайки не выстоять. А лучшее оружие брать было нельзя, первая же стычка или облава и меня упрячут в камеру. А потом, естественно отправят домой, и будут сторожить уже совсем по-иному.

Низенькие колючие кустики, в которых запутались мои сапоги, не только отвлекли от мрачных мыслей, но и заставили подозрительно осмотреться. Если я ничего не путаю, вот это и есть ежевичник, только еще не проснувшийся после зимы и потому совершенно невзрачный. Ни резных листьев, ни скромных белых цветочков, ни фиолетово-черных ягод пока нет и в помине. Только покрытая мелкими колючками путаница гибких плетей.