А у меня кружилась голова. От того, что он рядом, сердце билось скачками. И так теплело в груди от одного только сознания, что на тебя — в кои-то веки! — смотрят как на женщину, и не просто женщину — желанную женщину! Я чувствовала, что между нами происходит что-то. Мы еще не начали целоваться, но я все чаще ловила на себе долгий, задумчивый взгляд, в котором теплилось новое чувство — восхищение пополам с гордостью. Он шел со мной рядом и первым замечал, что на меня стали оглядываться мужчины.

— Смотри, вон тот, пижон в замшевом пиджаке, — чуть шею не вывернул, так смотрел.

— На меня?

— И на меня тоже. Все смотрят сначала на тебя, а потом на меня. И завидуют. Мне.

— Почему же?

— Потому что это у меня такая женщина! Одна на всю Москву!

— У… у тебя? — Я старалась произнести это как можно небрежнее, но голос у меня сел. — Ты говоришь это так, как будто заявляешь на меня права…

Этот разговор происходил вечером в Сокольниках — осень догорала, и мы старались не упустить последние теплые дни, каждый день выбираясь в парк побродить по засыпанным золотом аллеям. Где-то жгли листья. Ветер доносил до нас этот вечный запах уходящей осени — с его горьковатым вкусом, с напоминанием о том, что все проходит, и, наверное, и это пройдет…

Павел взял меня за руку. От каждого такого прикосновения сердце у меня начинало бухать, как кузнечный молот. Я остановилась, сделав вид, будто хочу присесть на одну из засыпанных листьями скамеек.

Он предупредил это мое желание, стряхнув с лавочки листву, и посадил меня на нее как настоящую принцессу на настоящий трон.

— Смотри, как красиво. — Он обвел рукой Сокольники с таким видом, как будто показывал мне свои родовые поместья. — Если бы я мог, я положил бы это все твоим ногам. А ты?

— Что я? — краска бросилась мне в лицо, и, чтобы скрыть это, я подняла к самым глазам крупный кленовый лист, похожий на растопыренную лапу какого-то сказочного животного.

— А ты бы приняла?

— Конечно… Ведь я принимаю от тебя любые подарки… — Эта фраза звучала несколько двусмысленно, и, спохватившись, я поторопилась внести уточнение:

— Ведь эти подарки — от тебя…

С замиранием сердца — вот он, самый подходящий момент, чтобы сделать мне признание! — я робко, чуть выглядывая из-за кленового листа, смотрела на Павла. А он смотрел в другую сторону и смотрел как-то странно — как будто поверх всего: и стыдливых в своей надвигающейся наготе деревьев, и даже поверх медленно плывущих по небу лоскутов облаков.

Вдруг он повернулся ко мне — в прищуренных глазах светилась задумчивость, и нежность, и ласка… Я никогда не видела его таким! Взял меня за руки, тихонько их сжал. И присел на корточки рядом со скамейкой. Теперь наши глаза находились на одном уровне.

— Знаешь, Таня, я хочу рассказать тебе одну историю… То есть не историю, а легенду. Мне она всегда очень нравилась — всегда! Правда, я и подумать не мог, что со мной тоже произойдет что-то подобное…

Он выпустил мою руку и отвел с моего лба нечаянно выбившуюся прядку. Затем снова