— Вряд ли. Не думаю, чтобы у человека на земле был хоть один шанс выстрелить по ним. После того, как человек в автомобиле закончил стрелять, открыли стрельбу они, или они даже открыли стрельбу еще до того, как он закончил. Во всяком случае, человек на земле не имел никаких шансов.

— И ты все это время стоял здесь и наблюдал? — спросил Могильщик.

— Да, сэр, как дурак. Видел, как пуля попала в Змеиные Бедра. В конце концов, я понял, что в него попала пуля, потому что он упал плашмя. Упал не так, как это делают в кино, а просто рухнул. Я, конечно, не знаю, кто именно застрелил его, но это был один из тех, кто стоял возле мистера Холмса, потому что человек в машине к тому времени уже замолк. Я считаю, белый человек застрелил его, потому что именно он держал пистолет так высоко.

— Не будь в этом так уверен, — сказал Эд Гроб. — Этот подонок не рассеивал пули по сторонам настолько широко.

— Выпал его номер, и тут уж ничего не поделаешь, — сказал Могильщик. — А ты не видел, как выхватил свой номер человек на земле?

— Я заметил, что он затих, словно уснул, лежа на животе, но говорю вам правду, сэр, я не обращал на него особенного внимания. Ждал, пока трое полицейских — то есть я хочу сказать, грабителей — уедут, чтобы я смог выйти наружу и помочь Змеиным Бедрам. И затем, когда они уехали, я подумал — он мертв; я знал, что он мертв, когда он упал; а затем я вспомнил, что на месте преступления нельзя передвигать мертвое тело. И просто остался стоять здесь.

— И даже тогда ты не позвонил в полицию, — упрекнул его Эд Гроб.

— Нет, сэр.

— Так что ты стал тогда делать? Скрывать это все?

Бармен опустил глаза. Когда он наконец заговорил, его голос был так тих, что им пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать.

— Плакал, — признался он.

Несколько мгновений Эд Гроб и Могильщик глядели в сторону.

Затем Могильщик спросил без нужды резко:

— Ты хоть, по крайней мере, рассмотрел номерной знак бьюика?

Бармен взял себя в руки.

— Точно не рассмотрел, то есть я хочу сказать, не вглядывался, то есть не смотрел на него, да я и не мог хорошо его видеть; но как-то у меня в уме мелькнуло, что это, должно быть, номер из Йонкерса.

— Как ты это заметил?

— Я живу в Йонкерсе, и подумал, что это судьба — машина, которая возит убийц Змеиных Бедер, приехала из того места, где я живу.

— Оставь, черт возьми, в покое Змеиные Бедра, — раздраженно сказал Эд Гроб. — Опиши нам двух людей, вышедших из машины.

— Вы требуете от меня сделать больше, чем я могу, сэр. Я действительно не разглядел Их лиц. Когда оранжевый неоновый свет от вывески бара освещал их, он делал их лица совершенно иными, чем они были на самом деле; так что я с трудом различал лица тех, кто были на улице. Все, что я знаю, это то, что один человек был черным…

— Не наполовину черным? Не мулатом?

— Нет, сэр, совершенно черным. А другой белым.

— Приезжий?

— Сдается мне, что-то в этом роде. Я бы сказал, южанин. Что-то в нем напомнило мне одного из этих южных помощников шерифов — какая-то неуклюжесть в движениях, а вместе с тем движется он быстрее, чем кажется на вид, и резче. И что-то в нем еще есть многозначительное, я бы сказал, садистическое. Он из тех людей, которые убеждены, что всего лишь быть белым — это уже все на свете.

— То есть не из того рода людей, что наведываются сюда? — спросил Могильщик.

— Нет, сэр. Ребята боялись бы его.

— Но не проститутки?

— Проститутки тоже боялись бы.