– Ты… почему… – Первый раз в жизни у Нади не хватало слов.
– Пакета нигде не нашел, – объяснил Дима. – Это же осколки… Их как-то обезопасить надо. – Он безошибочно нашел мусорное ведро и опустил в него «музыкальный» носок. – Мелкие-то засосались, а эти, покрупнее, того…
– Куда засосались? А… – Надя уставилась на расплавившиеся куски масла в тарелках.
– Это я сто двадцать грамм отмерял. Весов-то у нас нет, матушка! Ты вот как отмеряешь? Чем?
– А шило, шило-то здесь при чем?
– Белки от желтков отделял. Ты вот как отделяешь?
– Нет, ну это прям рехнуться можно… – На глаза ей попался пылесос.
– Там яйца, – предупредил Дима. – Наверное, его как-то помыть нужно…
– Нет, ну ничего себе! Приходишь с работы усталая как лошадь, а тут… – Слов опять не хватило, и Надя закашлялась от возмущения.
Грозовский взял со стола тарелку со стейками и понюхал помидорчики черри.
– Ты знаешь, как это называется? Очень романтично. Мясо в кляре по-андалузски, испанская штучка. Кляр, правда, я забыл…
– Я бы сказала, как это называется, да только, боюсь, у тебя уши трубочкой скрутятся… – Надя поймала его отчаянный взгляд и замолчала. Он ведь для нее это все – и яйца пылесосом, и масло кусочками по всей кухне, и носком пожертвовал, и с шилом вон что придумал! Все! Ради! Нее!
На какие там «толстые обстоятельства» намекала Дашка?! Видела бы она Грозовского с зайцем на груди…
Дима шваркнул тарелку о пол. Стейки, черри и новые осколки разлетелись по кухне.
– Димочка! – Надя бросилась ему на шею и быстро-быстро стала целовать лицо, шею, плечи. – Прости меня, пожалуйста… Димочка! Димочка, ну прости!
Пару секунд он стоял как каменный, потом оттаял, обнял ее крепко, поцеловал в висок и прошептал на ухо:
– Надька, я столик в ресторане по телефону заказал. Поехали, у нас все-таки будет романтический ужин!
– Ага… Ты второй носок-то давай, давай, снимай!
– Зачем?
– Так осколки же! Их опять обезопасить надо! А эти… шницели твои… пылесосом, что ли…
В какой момент стала неудачницей? Она упустила этот момент. Этот день, этот час и эту минуту…
Почему Громова ухватила удачу за хвост, а от нее эта удача ускользнула? Да что там Громова…
Кудряшова – вот кадр.
В кошмарном сне Дарье не могло бы привидеться, что Грозовский на полном серьезе увлечется рыжей матрешкой с веснушками вполлица.
Сначала Дарья подумала – это блажь. Ну захотелось столичному денди свежей крови откушать, развлечься, взбодриться провинциальной непосредственностью… Но эта трапеза затянулась, а потом Дарья с удивлением вдруг поняла – это не блажь, а пресловутая «химия», которая бросает людей друг к другу и не дает расстаться.
Любовь, одним словом. Хоть романы пиши.
Дарья налила третий бокал виски и посмотрела на себя в зеркало. Шикарная. Да чего там – роскошная. Волосы, шея, талия, ноги… Особенно ноги – тонкие щиколотки, высокий подъем и длиннющие… Километра два безупречных шикарных ног. Она скинула шелковый халат, осталась в черном белье, чулках и туфлях на шпильках.
Чего-то не хватает…
Даша взяла алую помаду и накрасила губы. Как будто крови напилась. Так и надо – образ стал законченным и лаконичным.
Вот почему у нее с Грозовским не возникла эта самая «химия»? Любовь, которая… Почему с матрешкой? Дарья одним махом выпила виски, налила еще. |