– Или я не прав? – весело поинтересовался он у Петровича.
– Прав, прав, – вроде бы как оттаял тот. – Ладно. Когда сам-то в Москву собираешься?
– Ох, не знаю, Петя, не знаю… Время покажет. Кстати, о времени, – Барышев взглянул на часы. – А мы с тобой, пожалуй, кофейку глотнуть успеем.
Петр не успел ничего ответить – ожил селектор, заговорив мужским голосом с жутким акцентом:
– Господин Барышев, господин Винай просит помнить вас о встрече с инвестор.
– Тьфу ты, черт, совсем забыл! – чертыхнулся Барышев, но селектор тут же продолжил:
– И еще новый переводчик хотать прийти к вас. Будете принимать?
– Принимать, принимать… – пробормотал Барышев, отключая селектор, и тоном сатрапа и генерального, не терпящим возражений, сказал Стрельникову: – Так, сейчас мы по-быстрому переводчика сбагрим и все-таки вдарим по кофейку. Подождут инвесторы…
Дверь в этот момент открылась, и Сергей замер на полуслове…
Он миллион раз потом себя спрашивал, что так поразило его, и миллион раз не находил ответа.
Ведь красивых женщин он видел не раз, а на красивейшей был женат…
Петр Петрович с удивлением увидел, как Барышев, словно зомби, переложил на столе какие-то папки, не отводя глаз от посетительницы. Она тоже смотрела на него с изумлением – как будто увидела в кабинете генерального совсем не то, что ожидала увидеть.
Девушка, конечно, была симпатичная, но это не повод так неприкрыто, так разрушительно и бесстыдно, не стесняясь посторонних глаз, терять голову, как шеф.
Опора, как говорится, не выдержала.
Собственно, случилось то, чего он и опасался. Расчеты оказались неточными. На какую-то сотую, а может быть, тысячную долю…
Петр Петрович, усмехнувшись, вышел из кабинета. Он почувствовал злость на Барышева.
Нет, злость – сильно сказано – раздражение.
Ладно, отправил его с сырыми чертежами в Москву, так еще и от драной кошки речи лишился…
Видел он Ольгу Михайловну. Эта худосочная фея в подметки ей не годится.
Стрельников сел в машину и закурил, решив во что бы то ни стало дождаться Барышева, «дерябнуть» с ним кофейку и как бы между прочим упомянуть в разговоре, что переводчица какая-то… недоделанная. Ну, очень уж озабоченная.
Сменить бы ее на нормальную.
А то скажет как строитель строителю – эта балка о двух концах, начнет интриги плести, воду мутить, глазки строить.
Оно нам надо? Все, что запланировано, мы и без нее построим…
Сигарета закончилась, и почти докурилась вторая, когда из дверей офиса наконец вышел Барышев – оживленный, с горящими глазами, немного бледный и на себя не похожий – слишком стремительны и суетливы были его движения, слишком много он улыбался и как-то отрешенно смотрел, словно не видел ничего вокруг, кроме… спутницы.
Оксана шла рядом с ним, ее подол интимно задевал его брюки, а каблуки неприлично громко отстукивали гулкую дробь.
За шефом и переводчицей шла стайка тайцев – говорливая, в черных костюмах.
Стрельников тихо выругался.
Нет, он Барышеву не так все скажет, а на нормальном русском – как прорабы объясняют рабочим, в чем те не правы…
– Сергей! – окликнул он шефа, потому что тот и не думал замечать хоть что-то вокруг себя.
Барышев замер, невидящим взглядом уставившись на Петра Петровича.
– Ну, поехал? – отстраненно улыбнулся он.
– А по кофейку? – раздраженно поинтересовался Стрельников, сканируя взглядом Оксану – проверяя на вшивость, на глупую женскую вшивость. |