Изменить размер шрифта - +

Когда Полли ввернулась, майор пододвинул к огню еще один ящик и поставил его рядом со своим. Полли поплотнее запахнула плащ и села на ящик.

— Мормоны, которых я видел в Ричардсон-Пойнте, говорили о преследованиях и нетерпимости, но я не представлял, что все настолько чудовищно.

— Это невозможно передать словами, — тихо сказала Полли. — Когда мне было десять лет, мы с родителями жили на ферме недалеко от Шоул-Крик. Был солнечный день, и я играла с другими детьми на берегу реки. Я, конечно, тогда этого не знала, но оказывается, горожане уже несколько недель требовали, чтобы мормоны отказались от своей веры или уехали. — Полли помолчала. — Вскоре мы с детьми разошлись по домам. Я стояла с мамой в гостиной, и вдруг мы увидели, что к кузнице и мельнице скачет большой отряд вооруженных всадников. Намерения их были совершенно очевидны. Кто-то из соседей крикнул: «Мир!» — но его застрелили. Потом у нас на глазах эти люди загнали наших соседей в кузницу, и мы услышали выстрелы и крики. — Полли замолчала и задумчиво посмотрела на огонь. — Сынишка Смитов, Сардиус, испугался и спрятался под кузнечные мехи, но его нашел мистер Глейз из округа Кэрролл и убил выстрелом в голову. В тот день убили восемнадцать человек. Моего отца не было дома, он уезжал покупать скот, а когда вернулся, то сказал, что ему стыдно жить среди убийц и что хотя он не мормон, он здесь не останется и пойдет с ними. Тогда-то мы и переехали в Киркленд.

Майор вопросительно поднял брови.

— Значит, вы не мормонка?

— Нет. Пока нет. — В голосе Полли слышалась неуверенность.

Это заинтриговало майора, но он не стал задавать вопрос на эту тему.

— Что произошло в Киркленде?

— Нас и там не оставили в покое, поэтому мы переселились в Наву.

— И там вам тоже не дали жить спокойно?

— Не дали. Отец не был религиозным человеком, но он говорил, что нетерпимость — один из самых тяжких грехов. Нетерпимость и лицемерие.

Губы майора скривились в невеселой улыбке.

— На этот счет он был прав. — Он произнес это с таким чувством, что Полли перестала думать о собственных воспоминаниях.

— Вы тоже пострадали от нетерпимости? — полюбопытствовала она.

— Да, но об этом я говорить не буду, — отрезал майор.

Полли подумала, не пора ли ей вернуться в фургон. Взглянув на суровое лицо майора, она решила, что он больше не желает с ней беседовать — очевидно, его мысли были сейчас далеко от забот маленького отряда и от нее самой.

Чувствуя себя неловко, она встала.

— Ваши спутники знают, что вы находитесь на границе индейской территории? — спросил майор.

— Э-э… да. — Полли не знала, известно им это или нет. — Раньше у нас были дружеские отношения с индейцами, — добавила она, как будто оправдываясь.

Он засмеялся.

— Индейцы, чья территория впереди, это не шауни и не делавары, это пауни. Сомневаюсь, что у вас будут с ними дружеские отношения.

— Вы много о них знаете?

— Больше, чем кто бы то ни было, — сказал майор.

В его голосе слышались какие-то странные нотки, Полли не поняла, что это значит. Ей хотелось расспросить его еще, но она понимала, что оставаться дольше было бы неприлично.

— Майор, надеюсь, мои ответы вам помогли и вы узнали то, что хотели узнать.

— Да, я узнал, что ваши женщины так же упрямы, как мужчины, независимо от возраста. И что вы идете на верную гибель, желая спастись от смерти в городах, из которых вас выгнали. Да, в этом вы мне помогли.

Он не пожелал ей спокойной ночи, и Полли резко повернулась и направилась к фургонам.

Быстрый переход