Стерев рукавом со лба пот, мальчик обернулся.

– Бартоломью, – сурово произнесла Онор, – с моего стола исчез шиллинг. Это ты его взял?

Он стыдливо опустил глаза и носком ботинка стал ковырять опилки.

– Зачем ты это сделал? – с горечью в голосе спросила девушка. – Ты же всем обеспечен – едой, одеждой. Когда приезжает коробейник, я даю тебе деньги. Разве не так?

Бартоломью, не поднимая головы, молча кивнул. Лицо его покраснело.

– Тогда зачем ты это сделал? Скажи, зачем?

Мальчик поднял глаза и с вызовом посмотрел на Онор.

– Из-за отца, мисс, – ответил он.

– Но ты сказал, что твой отец давно умер.

– Да, мисс. Но это он научил меня красть.

– Только для того, чтобы не умереть с голоду, – заметила девушка. – Это мне ясно. Я поняла бы тебя, если бы ты украл шиллинг, чтобы купить еду. Но сейчас, когда у тебя все есть… – Она протянула к мальчику руки. – Я тебе в который раз поверила, а ты меня подвел.

– Мисс, я этого не хотел.

– Но ты это сделал, Барти. Тебе уже четырнадцать лет. Ты прекрасно знаешь, что хорошо, а что плохо. Я не раз говорила тебе, что если будешь хорошо работать и продолжать учебу, то, когда мистер Петеридж состарится, станешь моим управляющим. А ты вот чем отвечаешь на мое доверие. А если ты наладишься красть у меня постоянно, какой же из тебя получится управляющий?

Мальчик поддел носком ботинка сучок.

– Мисс, я больше не буду.

– Это ты и раньше говорил. Ты даже поклялся на Библии. Я просила тебя, наказывала, пугала и все напрасно.

Онор посмотрела на Бартоломью и вспомнила ту ночь, когда он появился в ее доме. На фоне перепуганных детей этот мальчик держался на удивление уверенно.

Девушка подошла к Бартоломью и взяла его за руку.

– Барти, ты доставляешь мне неприятности, – сказала она. – Пока о твоем воровстве знаю только я. Если это станет известно…

– Мировому судье? Тогда меня посадят в тюрьму.

– Да, верно. Но я хотела сказать не это. Если о твоих неблаговидных поступках станет известно тем, кто против того, что я взяла к себе пятнадцать детей-сирот, то меня осудят. Ведь люди решат, что я на вас плохо влияю. Ты понял?

Бартоломью некоторое время молча смотрел на стену конюшни. В его широко раскрытых глазах застыло отчаяние. Неожиданно мальчик крепко прижался губами к руке Онор.

– Клянусь, мисс, клянусь, – почти выкрикнул он, – если я еще возьму у вас хотя бы пенни, то отрублю себе пальцы. А тот шиллинг, что я у вас украл, я вам верну, как только закончу работу.

– Очень хорошо, Барни. Я тебя прощаю в последний раз.

Онор повернулась и пошла к дому. Едва она успела дойти до угла конюшни, как Бартоломью окликнул ее:

– Постойте! Мисс Онор!

– Да, я слушаю тебя.

– Я очень сожалею…

Она вздохнула и зашагала дальше.

Последние два года явились для нее временем больших надежд и тяжких испытаний. Вероятно, ей наконец-то удалось найти способ, как убедить детей не красть. Нелегкую борьбу Онор приходилось вести и с соседями, которые боялись, что бывшие беспризорники станут ловить в их водоемах рыбу, охотиться в их лесах, устраивать поджоги и вламываться в чужие дома. Девушка тщетно пыталась убедить соседей, что дети не причинят вреда.

Никакой поддержки со стороны Ральфа не было. Когда она занялась воспитанием детей, и свободного времени у нее не стало, Ральф понял, что промотать ее состояние ему не удастся. Все его предложения руки и сердца Онор отвергала, предпочитая поддерживать с ним лишь дружеские отношения.