— Ах, дорогой! Ты просто старый льстец. И это после стольких лет.

— Не притворяйся, что тебе это не нравится.

Через полчаса они снова поднялись наверх и оказались в центральном холле.

— Интересно, — заметила Джил, — наши экспонаты все еще остались на месте?

— Ты имеешь в виду эти вещицы?

— Как тебе будет угодно, но я рассматриваю это как наше коллективное творчество и считаю, что мой аспирин придал ему подлинную завершенность.

— Пойдем посмотрим. Толпа в выставочном зале поредела. Теперь посетители с озадаченным выражением лица подолгу задерживались и внимательно разглядывая экспонаты. И только двое мужчин в центре зала оживленно беседовали и смеялись. Молодой человек в суконном пиджаке стоял поодаль и сосредоточенно рисовал в своем блокноте.

— Ну, что я тебе говорил? — сказал Дэвид, подталкивая Джил, когда она склонилась над подносом с сюрреалистической композицией.

— Они все еще на месте, — довольно заметила она. — И появился еще один коробок спичек.

— Возможно, это дело рук молодого человека с карандашом?

— Кого? Ах да, я поняла. Похоже, он очень увлечен своей работой, не так ли? Тебе не кажется, что он рисует Джеймса?

— Хотел бы я знать. Пойдем и спросим его об этом. Они направились к молодому человеку, но в это время собеседники в центре зала тоже пришли в движение, а один из них, заметив Уинтринхэмов, улыбнулся и подошел к ним.

— Нас перехватили, — пробормотала Джил, и в следующую минуту она уже обменивалась рукопожатием с Джеймсом Симингтоном-Коулом, врачом-офтальмологом госпиталя Святого Эдмунда. После этого он представил своего спутника, самого Освальда Берка.

Она была приятно удивлена его наружностью и уже не в первый раз отметила, что внешность писателя никогда не совпадает с тем впечатлением, которое оставляют его произведения. Работы Берка обычно были прямолинейными, резкими, с долей сарказма, но в то же время честными и, можно сказать, страстными. А перед ней стоял мужчина с заурядной приятной внешностью, но в то же время она почувствовала на себе его проницательный взгляд. Она не отважилась обсуждать с ним эту выставку, ей только очень хотелось показать, как они с Дэвидом приняли в ней участие. Но после нескольких общих замечаний по поводу возрождающейся популярности картинных галерей мужество оставило ее, — и беседа подошла к концу. Освальд Берк и Симингтон-Коул покинули зал вместе.

— А теперь посмотрим, чем занимается наш юноша, — заметила Джил.

Он с радостью показал им свои работы. Дэвид взял у него блокнот и едва не открыл рот от изумления, когда стал перелистывать страницы.

— А вот и ты, — сказал он жене. — Я же говорил тебе, что там будет и твой портрет.

— Ах! — Джил стала рассматривать рисунок. Он был выполнен с удивительной точностью. В нескольких скупых штрихах она увидела себя не так, как это обычно бывает в зеркале, в этом было нечто большее.

— Ах, — повторила она, чувствуя странное беспокойство.

Джил передала блокнот Дэвиду, который даже не взглянул на нее и снова стал листать его страницы, пока не остановился на последнем наброске.

— Это просто великолепно, — тихо сказал он. Джил снова взяла в руки блокнот. С его страницы на нее смотрел Джеймс Симингтон-Коул. Тонкие, интеллигентные черты его лица разъедала потаенная страсть. Его нельзя было назвать алчным или жадным, но определенное родство существовало. Ищущий, голодный взгляд. Лицо его было напряженным и выражало холодный расчет и жестокость — качества, которые у коллеги своего мужа она раньше не замечала, но теперь они стали легкоузнаваемы.