Провожатая повернула прочь от реки. Здесь в долину врезался широкий овраг с крутыми склонами. Дочь старейшины пошла по его дну, прокладывая путь через заросли папоротников и невзрачных лесных цветов.

На склонах, в промоинах, Керт разглядел выходы светло-коричневого песчаника. Вымытые дождями и талыми водами камни валялись там и сям. Опытный взгляд пастуха заметил следы человека. Вот едва различимая тропинка, а там сломана ветка. Под одним из кустов Керт и вовсе разглядел козий помёт. Ноздри уловили слабый запах дыма. Где-то поблизости находился лагерь охотников или иное жильё.

– Осталось немного, – отозвалась на его мысли Ях.

Она стала карабкаться по склону, и юноша последовал за ней. От напряжения дыхание сделалось частым, сердце колотилось, кровь ударила в виски. Юноша взмок, волосы его слиплись, а струйки пота текли по лбу и щекам. Он удивлялся, как с таким подъёмом справлялся немощный старик. Быть может, молва не врёт, и он в самом деле великий волшебник, посланник духов.

Косогор кончился, и путники оказались на широком уступе, у края которого склон и дальше тянулся вверх, терялся в лесной чащобе. Тут, среди камней, Керт увидел вход в пещеру. Перед чёрной дырой, ведущей в глубь горы, горел костёр. Рядом с ним на валуне, поросшем тёмно-зелёным мхом, неподвижно сидел длинноволосый старик с бородой по пояс. Седой, в выцветшей от времени холщовой рубахе до пят, он походил на призрака, лесного духа. На привязи у дерева паслась коза.

– Желаю здравствовать, дедушка. – Ях почтительно поприветствовала отшельника. – Пусть вечность склонится перед тобой.

– Вечность? – откликнулся затворник после некоторого молчания. Он даже не глянул в сторону гостей. Иным могло показаться, что он слеп. – Вечность… – протянул белобородый. – Ничто не устоит перед ветром времени.

– Позволь просить тебя, мудрейший, – продолжила Ях.

– Знаю, знаю. – Старик нехотя, словно превозмогая боль, повернул голову. – Понадобился, стало быть. Поди, ежели не нужда, так бы и не вспомнили. Эх, род людской…

Керт ожидал увидеть испещрённое глубокими морщинами лицо, беззубый рот и потухшие глаза. Но пещерник меньше всего напоминал живого мертвеца. Речь его была внятной, лицо волевым, а взгляд сильным и пронизывающим.

– Ладно, прости, – продолжил кудесник. – У меня нет лавки. Садитесь, где хотите. А я уж тут, у огня. Зябко мне, внучка.

Ях и Керт последовали указанию старца и сели невдалеке, чтоб он их лучше видел и слышал.

– Не беспокойся обо мне, – продолжал старик. – Тело человеческое слабо. Зрение и слух угасают. Но только они мне не нужны. Взор мой обращен внутрь вас. Я слышу и вижу то, что вам неведомо.

Девушка немного испугалась. Ей казалось, волшебник разговаривает вовсе не с ней, но откликается на каждую её мысль.

– Да только я заболтался, а ты наверняка хотела сказать что-то важное. – Теперь старец смотрел Ях прямо в глаза, и от того взгляда ей сделалось не по себе.

– Прости, почтеннейший. – Дочь Эфа попыталась взять себя в руки. – Несколько дней назад на нашу деревню напали степняки. Хотели по своему мерзкому обыкновению угнать скот. То была шайка одного из кнафов. Наши пастухи дали им достойный отпор. Но кнаф едва не убил Керта, моего жениха. Представляешь, каменной булавой огрел по голове! Только чудо да снадобья Итуш спасли его от смерти. Он выжил и быстро пошёл на поправку, но потерял память. Деревенские напуганы. Они не верят в выздоровление. Несут всякую чушь о демоне, насланном кнафом.