Картинка на экране сменилась. Репортер Си-эн-эн Дэвид Хаусмен стоял перед стеной, увешанной старинными часами. Несмотря ни на что, канал Си-эн-эн был верен себе и предпочитал интересный видеоряд.

— Спасибо, Лу, — сказал Хаусмен. — Конечно, у большинства людей в видениях часы отсутствовали, время узнать было невозможно, однако у некоторых в комнатах все-таки висели часы или календари либо эти люди читали электронные газеты. Бумажных, похоже, к тому времени уже не останется. И нам удалось установить дату. Судя по всему, видения относятся к дате, отстоящей от того времени, когда случилось «затемнение», на двадцать один год, шесть месяцев, два дня и два часа. Это период с двух часов двадцати одной минуты до двух часов двадцати трех минут пополудни по Восточному времени, среда, двадцать третье октября две тысячи тридцатого года. Этим объясняются незначительные отклонения: некоторые люди видели перед собой газеты, датированные двадцать вторым октября две тысячи тридцатого года, у некоторых газеты были за более раннее время — по всей видимости, они просто просматривали старую газету. Даты, естественно, зависели от того, в каком часовом поясе находились люди. Мы предполагаем, что через два десятилетия большинство людей будут жить в тех же самых часовых поясах, где живут сегодня, но некоторые окажутся в других временных зонах…

— Вот так, — сказал Рауль, нажимая на кнопку «пауза». — Конкретная дата. То, чем мы тут занимались, каким-то образом заставило сознание всего человечества скакнуть на двадцать один год вперед и оставаться там целых две минуты.

Тео вернулся в свой кабинет. За окном стемнело. Все эти разговоры о видениях расстраивали его. Тем более что у него никакого видения не было. А вдруг Ллойд все же прав? Может быть, Тео действительно умрет всего через двадцать один год? Господи, ведь ему всего двадцать семь! А через двадцать один год не будет и пятидесяти. Он не курил. Этим могли похвастаться большинство жителей Северной Америки, но для грека это большое достижение. Он регулярно делал зарядку. Почему, ну почему он должен был умереть так рано?! Нет, должно было существовать какое-то другое объяснение отсутствия у него каких-либо видений.

Зазвонил телефон. Тео взял трубку.

— Алло.

— Алло, — прозвучал женский голос. — Это Тео Прокопидес? — Женщина говорила по-английски, но имя она произнесла с запинкой.

— Да.

— Меня зовут Кэтлин Деврис, — сказала женщина. — Я долго думала, звонить вам или нет. Я из Йоханнесбурга.

— Из Йоханнесбурга? Из Южно-Африканской Республики?

— Пока да, — ответила женщина. — Если верить видениям, через двадцать один год наша страна будет переименована. Она будет называться Азания. — Женщина надолго замолчала, а потом продолжила: — Я хотела поговорить о своем видении. Понимаете, оно было связано с вами.

У Тео вдруг сердце заколотилось в груди. Какая замечательная новость! Может быть, у него не было видения по какой-то причине, а эта женщина увидела его через двадцать один год? Значит, он будет жив в это время, а Ллойд просто-напросто ошибся.

— Да? — едва дыша, произнес Тео.

— Вы уж простите, что я вас побеспокоила, — сказала Кэтлин. — Вы не скажете, какое видение было у вас?

— У меня не было никакого видения, — выдохнул Тео.

— О! Как печально это слышать. Но… ну тогда, по всей видимости, это не было ошибкой.

— О чем вы? Что не было ошибкой?

— Мое видение. Я находилась здесь, у себя дома, в Йоханнесбурге, и читала газету за ужином, но только это была не бумажная газета. Это было похоже на тонкий лист пластика — что-то вроде компактного компьютера.