Вот если бы Сенда могла все это видеть, с тоской думала Инга. Какую гордость она бы ощутила! Семейство Боралеви превратилось во что-то особенное. Она обвела взглядом собравшихся на кухне людей. Два поколения кинозвезд – Сенде бы это понравилось. А еще – один миллиардер, один археолог, и Дэни, и Шмария…
Сенда и Шмария были слишком молоды, размышляла она, и жизнь отняла их друг у друга. В иные времена и при иных обстоятельствах их любовь окрепла бы. Инга с улыбкой смотрела на трех малышей – Джэсмин, Руфь и Азу. За ними будущее; только время и Господь Бог знают, что из них получится. «Что-нибудь да получится, – подумала она. – Об этом-то я как раз могу не беспокоиться. Это у них в генах».
Слезы выступили у нее на глазах, когда мысли снова вернулись к Сенде: жаль, что она не может присоединиться к празднику и ощутить на себе эту любовь. Впрочем, ее дух, может быть, невидимо витает где-то здесь. Инга очень надеялась на то, что это так и есть.
– Инга! – Дэлия склонилась над ней. – Ты, случайно, не плачешь?
Инга подняла голову, и ее васильковые глаза заблестели.
– Ты меня слишком хорошо знаешь, Дэлия, чтобы задавать такие вопросы, – возмущенно сказала она.
Дэлия с чувством поцеловала ее в щеку.
– Солнце уже садится, мы тут собрались немного погулять по пляжу. Ну? – Она ждала ответа. – Ты идешь или нет?
– Минутку, минутку, – забормотала Инга, отворачиваясь и жалея о том, что не может остаться одна и вытереть слезы незаметно для всех.
Ота осталась в доме, чтобы зажечь свечи на именинном пироге к их возвращению, а остальные босиком побрели по пляжу, стараясь не спешить, чтобы Инга, Шмария и пожилая чета Аль-Амиров смогли поспевать за ними. Впереди бежал Хэппи, пес Инги, который время от времени с лаем плескался в воде или грыз выброшенные на берег куски дерева. В море виднелась огромная яхта, удалявшаяся навстречу золотисто-красному закату. Сисси говорила что-то Руфи и показывала на нее пальцем, а в это время малыш Аза тянул ее за юбку, требуя внимания к себе.
От этой сцены у Инги стало тепло на душе. Она напоминала произведение живописи, выполненное в мягкой манере, – картину, изображавшую мать и ее детей. Загорелая Сисси была в стиле раннего Пикассо. Ее темно-коричневая кожа свидетельствовала о многих часах, проведенных под палящим солнцем на археологических раскопках. В своей работе по поиску ископаемых древностей она была близка к международному признанию – недавно ей удалось обнаружить остатки доселе неизвестного древнего поселения в Самарии.
Инга перевела взгляд на Ари. За последние три года муж Сисси стал солиднее – он уже не тот худой подвижный израильтянин, что раньше, по-прежнему очень красив. Это был уже не юноша, а взрослый мужчина, знающий себе цену. Он упорно делал себе карьеру в израильском парламенте.
Впереди шагали Дэлия и Наджиб. Его рука обвивала ее шею, а Дэлия обнимала его за талию, их босые ноги поднимали соленые пенистые брызги. Другой рукой Наджиб поддерживал Джэсмин, сидевшую у него на плечах, держась за его волосы. Инга с удовлетворением кивнула: Дэлия и Наджиб хорошо подходят друг другу. Для того чтобы карьера каждого из них и связанное с этим долгое отсутствие не мешали их семейным отношениям, они сделали умную вещь – поселились в Лондоне на два месяца – то есть на срок съемки натурных сцен в ее последнем фильме. Это был брак ответственных, любящих и уважающих друг друга людей.
В небесах отражались разливы расплавленного золота, качавшиеся на зеленых волнах. Кружевные пенистые гребешки завивались, мчались вперед и исчезали, ударяясь о пологий берег с глубоким вздохом. Инга кивнула собственным мыслям. «Вот так и в жизни, – подумала она. – Все мы – волны. |