Что ж, в это утро доктор Макклур был бы доволен мной. Ожидая Джонатана, я выбрала на полке еще одну открытку и написала на ней то, что еще Двадцать четыре часа назад казалось попросту нелепым: «Прекрасно провожу время. Дженни», а потом, написав адрес клиники, отдала открытку мальчику, который дежурил в приемной.
– Готова?
– Да. – Я стремительно обернулась, ощущая, как щеки заливает краска. – Камера, путеводитель, карта– все, что должен иметь хорошо экипированный турист.
– Думаю, мы сможем обойтись без карты, – усмехнулся он. – Здесь существует одна-единственная дорога, по которой можно добраться от Вианы до Валенсы, так что вряд ли мы рискуем заблудиться.
– Может быть, но в тех горах водятся волки, а я не девочка, чтобы рисковать.
– Что-то сомневаюсь.
Джонатан протянул мне руку, и мы рассмеялись.
– Во всяком случае, так рисковать.
Под любопытными взглядами нескольких человек из целой армии служащих «Санта-Луции» мы прошли по розовому мраморному холлу мимо ваз с вьющимися растениями и вышли на парковку. Это был единственный неприятный момент за весь день.
– Твою или мою? – спросил он, глядя на обе наши машины, припаркованные рядом. – «Фольксваген» больше подходит для местных дорог.
– А «ламборгини» больше впечатляет.
– Когда у меня полетит задняя подвеска, я буду знать, кого винить, – добродушно пошутил Джонатан, открывая для меня дверцу автомобиля, и я облегченно вздохнула.
Даже теперь, мысленно возвращаясь в тот день, я нахожу его волшебным. Это был один их тех особенных солнечных дней, которые, пожалуй, бывают только в детстве, когда абсолютно все доставляет радость, когда небо все время голубое и у вас со спутником полное взаимопонимание. Но я с самого начала должна была понимать, что, как и в детстве, эта благодать не может продолжаться долго. На первом же повороте мы выехали на пешеходную дорожку перед одним из религиозных монументов, которые португальцы, казалось, воздвигали на каждом, даже самом маленьком пригорке. Джонатан свернул в сторону и остановился.
– Ты такое видела?
У подножия гранитной лестницы, ведущей к святыне, стоял пожилой лысеющий мужчина со щегольски повязанным на шее красным платком, а рядом с ним стоял аппарат, выглядевший так, словно его вытащили из музея.
– Что это?
– Всего-навсего настоящий фотографический аппарат «Цейс икон», – ответил Джонатан, взявшись за дверную ручку. – Не может быть, чтобы он действовал! Должно быть, это просто своеобразная приманка, чтобы завлечь туристов. Вероятно, там внутри находится современный «Инстаматик». Этой штуковине, наверное, лет сорок!
Вслед за Джонатаном я обошла автомобиль и подошла к фотографу, который, следуя обычаю, поправлял ярко-желтую накидку, защищавшую аппарат от солнца, и проверял на устойчивость хлипкую треногу, на которой тот бы закреплен.
– Сколько? – спросил Джонатан.
Фотограф порылся в кармане и извлек четыреста эскудо. Засмеявшись, Джонатан покачал головой и достал из бумажника сто пятьдесят эскудо. Фотограф явно расстроился и предложил триста эскудо, а Джонатан в ответ – двести. Сделка состоялась, довольный фотограф поставил нас на вторую ступеньку, и Джонатан обнял меня за талию.
Голова фотографа исчезла под накидкой, а затем почти сразу же появилась снова, и он с помощью куска грубой деревяшки, которая, по-видимому, служила ему экспонометром, произвел настройку. Потом голова опять спряталась под тряпкой, и фотограф осторожно просунул руки в прорези.
– Неужели он в действительности собирается фотографировать этой штукой? – не веря своим глазам, спросила я. |