Изменить размер шрифта - +
Тут внутренняя связь и глубокий исторический символ!…

О Ленине никто не мог сказать, что в его характере не хватает металла; сейчас у него не только в духе, но и в теле металл, и таким он будет еще дороже рабочему классу России…

Каждый дурак может прострелить череп Ленина, но воссоздать этот череп — то трудная задача даже для самой природы».

Эти ораторские перлы смахивают на пародию или скрытую иронию, если не на пустозвонство.

Ссылка на близость некролога производит странное впечатление. Не менее странное выражение: «вождь борется против ран». Как можно бороться против ран? Если — с ранами, то и вовсе скверно звучит. А сколько агентов разных стран наносило вождю раны! Даже удивительно, что их всего две. Упомянуты всякие враги, кроме тех, кого сразу же с подозрительной оперативностью назвал Свердлов как покушавшихся: левые эсеры.

Железная логика присутствует в мысли о том, что чем больше металла в теле вождя, тем он дороже рабочему классу. Тут, правда, не совсем ясно, кто подорожает (вождь) или что (металл). Но как-то делается не по себе, когда вспомнишь, что оратор намекает на пули, всаженные в живое тело с целью убийства. Неужели мало двух?

Тонко подмечено, что любой дурак, была бы охота, может прострелить череп Ильича. Вроде бы дураков маловато, вот и не прострелили. А какая глубокая мысль о воссоздании черепа Ильича силами природы! Хотя в данном вопросе природа вообще выглядит беспомощной. Ей не под силу сотворить точную копию черепа не только гения, не только гоминида или, на худой конец, низшего примата, но и лягушки или рыбы. Она обходится без штампованной продукции. А вот Троцкий, как видно, без штампов обойтись не мог, а использовал их подчас невпопад.

Причина, как мне представляется, в неискренности оратора. Удрученный горем или потрясенный неожиданным известием человек нередко несет нескладную околесицу. Это понять и простить нетрудно. Но когда говорят излишне красиво и цветисто, в этом видится привычка к ораторским приемам, рассчитанным на толпу, не склонную к размышлениям.

Но может быть, в данном случае Льву Давидовичу отказало вдохновение? Тогда обратимся к его докладу на VII Всеукраинской партийной конференции 5 апреля 1923 года. Он заговорил о болезни Владимира Ильича. Обронил свежую мысль: «Создать гения нельзя даже и по постановлению могущественнейшей и дисциплинированной партии…» (будто кто-то уверен, что гениев производят по мудрым постановлениям, да еще усилиями могучей и дисциплинированной партии, а не каким-нибудь доисторическим способом).

Затем оратор успокоил: «…но попытаться в наивысшей мере, какая достижима, заменить его во время его отсутствия можно: удвоением коллективных усилий. Вот теория личности и класса, которую в популярной форме политруки излагают беспартийному красноармейцу».

Остается только пожалеть беспартийного красноармейца, которого потчевали подобными теорийками.

 

 

 

Луначарский, восторженный почитатель ораторского таланта Троцкого, откровенно признал: «К искусству отношение у него холодное, философию он считает вообще третьестепенной, широкие вопросы миросозерцания он как-то обходит, и, стало быть, многое из того, что является для меня центральным, не находило в нем никогда никакого отклика. Темой наших разговоров была почти исключительно политика».

Учтем и такие его замечания: «у Троцкого был сухой и надменный тон»; «Троцкий — человек колючий, нетерпимый, повелительный»; «Троцкому очень плохо удавалась организация не только партии, но хотя бы небольшой группы»; «даже немногие его личные друзья… превращались в его заклятых врагов». Перед нами предстает весьма ограниченная, но чрезвычайно самодовольная, самовлюбленная, вдохновенно болтливая личность.

Уже одно это заставляет предполагать, что по отношению к партии большевиков и лично к Ленину Троцкий был прагматиком: использовал удачно подвернувшуюся конъюнктуру для возвеличивания самого себя и проведения «мировой революции».

Быстрый переход