— Я не могу. — Она покачала головой, борясь с внезапным порывом поведать ему все.

— Тебя не волновало, что я могу пойти к Джону и рассказать ему о случившемся?

— Так почему ты этого не сделал? — Джессика прямо посмотрела ему в глаза.

— Потому, что сам испытал ужас и стыд от содеянного мной и не мог честно признаться Джону. Он оказал мне высокую честь, назвав лучшим другом и попросив стать его свидетелем на свадьбе. Как бы он поступил, если бы механики опоздали и освободили нас уже после того, как я занялся бы с тобой любовью по-настоящему? А я бы это сделал прямо там, в лифте.

Щеки Джессики пылали. Положение осложнялось тем, что ей нечего было возразить: он говорил правду.

— Позднее, когда я не услышал никаких сообщений об отмене свадьбы, я, естественно, решил, что и ты тоже не нашла в себе мужества признаться Джону, — продолжал О'Донелл. — Тогда я пришел к выводу, что, вероятно, ты не приедешь в церковь, и не поверил своим глазам, когда увидел тебя, чинно приближающуюся к алтарю в белоснежном платье, — с горечью произнес он, покачивая головой, будто переживая те мгновения вновь. — Твое лицо обманщицы скрывала белая вуаль. Каких сил мне стоило сдержаться и не выкрикнуть правду, когда священник спрашивал присутствующих о каких-либо известных им препятствиях к заключению брака между вами!

— Так почему же ты промолчал?

— Один только Бог знает на это ответ. — О'Донелл вновь покачал головой, с осуждением глядя на нее. — Думаю, из-за Джона.<style name="91">Я</style> не мог причинить ему боль и страдание.

Почему-то Джессика ощутила чувство удивительного покоя, выслушивая его горькие обвинения и чувствуя сквозившую в них ненависть к ней. Эти гневные, обличающие слова, нагромождаясь друг на друга, разрушали их обоих. Может, позволив ему и дальше унижать ее, она освободится от гнетущего чувства стыда и забудет О'Донелла? Ведь не может же она мечтать о близости с человеком, считающим ее самой мерзкой и распутной из всех падших женщин? Так и не притронувшаяся к еде Джессика машинально промокнула губы салфеткой и одарила своего визави дежурной улыбкой.

— Уже довольно поздно, — произнесла она, внутренне радуясь, что нашла именно те слова, которые бы сказала любому другому клиенту по окончании встречи. — Думаю, мне пора ехать.

Она заметила, как Патрик нахмурился. С триумфом в душе Джессика подумала, что, возможно, он ожидал от нее всплеска эмоций или истерики.

— Было бы хорошо, — спокойным тоном добавила она, — если бы ты прислал мне полный список гостей с указанием их вкусов и привычек.

Поднявшись из-за столика, Джессика сделала драматический жест на прощание:

— Я заплачу за ужин.

— Не стоит. Я, как только приехал, обо всем уже договорился.

— Тебе не следовало так поступать, — недовольно возразила она.

— А почему нет? Это ведь чистой воды бизнес, так? — Серебристые глаза сердито сверкнули.

— Конечно, не удовольствие, — парировала она.

— Видишь, Джесс, — Патрик лучезарно улыбнулся, — тебе не надо было скупиться и заказывать всего лишь спагетти. Если бы ты заказала самое дорогое блюдо, я бы и глазом не моргнул.

При мысли о том, что теперь О'Донелл упрекает ее в жадности, Джессику охватила ярость, и ей захотелось выплеснуть остатки вина ему в лицо или надеть на его аккуратно причесанную голову хлебницу. Но она все-таки снова нашла в себе силы сдержаться.

— Могу заверить тебя, что мой выбор был продиктован не экономией, — несколько напыщенно заявила Джессика.