|
И моя боль — это непрекращающееся ни на минуту томление сердца, ожидание любви и горечь несбывшегося. И так же громко и увлеченно говорил отец, воспитавший меня,— вечно молодой, уверенный в себе, большой и красивый, добрый и веселый. И тот, что дал мне жизнь,—простой и странный, легко ранимый, рвущийся на незримую дорогу, которую только он и видит. И приветливое, почти без морщин, лицо бабушки. Улыбается, а глаза грустные. Ведь не может она не жалеть своей дочери. И даже Таня уже была, неуемная «цыганка-молдаванка». И мой друг Марк уже был. И его Рыжик, милый доктор. И был озорной кок Гарри Боцманов, на всю жизнь привязавшийся к профессору Черкасову.
В два часа ночи охрипший, усталый, но сияющий отец огласил список тех, кто с ним едет к Джугджурскому хребту. Спросить, желают ли они ехать, он или забыл или не догадался. Он просто сказал: — Вот состав экспедиции для вашего сведения. Начальник экспедиции — я. Селиверстов Фома Сергеевич — ботаник. Марк Русанов и Николай Черкасов... гм... едут в качестве рабочих экспедиции. Кок Гарри Боцманов и проводник, завхоз и метеоролог Абакумов. Ну, там рулевые, матросы — это на месте. Кого-нибудь к нам прикомандирует Академия, финансирующая экспедицию. — Разве Фома Сергеевич едет? — кротко переспросила Ангелина Ефимовна. — Едет! Он засиделся дома,— рявкнул Черкасов. Фома Сергеевич закашлялся, не смея взглянуть на жену. Глаза его довольно блестели. — А мне нельзя с вами? — так же кротко попросилась Ангелина Ефимовна. — Двух профессоров не будут финансировать,— буркнул отец. — А если я в свой отпуск? — В отпуск можно. — Разве папа тоже едет? — спросила Лиза, покраснев. — Да. Все договорено. Он выезжает на будущей неделе сюда, в Москву. Я взглянул на Лизу. Она глубоко задумалась. Женя чуть нахмурился. А он уже изрядно начал лысеть, но благородно — со лба. — А я... А мне можно с вами? — спросила Таня, сильно побледнев. Отец пристально посмотрел на девочку. Она даже руки к груди прижала. — Работать будешь? — Буду, дядя Дима! — Почему бы нет,— улыбнулся он. Таня при всех зачем-то полезла под стол. Бабушка ахнула: — Она же маленькая! — Я большая! — возразила Таня из-под стола. Лиза все так же сидела задумавшись, словно замерев. На лбу ее выступили капельки пота. «Очнись!» — мысленно попросил я. Женя лениво усмехался. Идеи роились в его мозгу, но претворить их в жизнь ему было некогда. Заведование кафедрой, научно-исследовательская работа. Он был занят по горло. Мы с Марком переглянулись, довольные. Ректор сидел здесь и не возражал. Значит, едем! Нина тихонечко вздохнула. — А врача вам не надо? — спросила она Черкасова. Отец развел руками: — Есть нам когда болеть. Он стал бережно сворачивать карту с пометками будущего маршрута. В комнате вдруг запахло хвоей, цветущим шиповником и травами. Откуда-то пахнуло речной сыростью, запахом нагретых скал, и воздух зазвенел от гомона и стрекотания кузнечиков. Сквозь стены ворвался пряный и буйный ветер странствий. |
