Она прикрыла глаза и блаженно растянулась в ванне.

За окном было пасмурное холодное утро. Дождь зарядил снова. И, лежа в теплой воде под невесомым покрывалом из душистой пены, девушка чувствовала, как силы постепенно возвращаются к ней.

Торри с удовольствием принюхалась к аппетитному запаху, доносящемуся из кухни. Яичница с ветчиной, угадала она и проглотила слюну.

Они завтракали в удивительно спокойной, дружелюбной атмосфере, словно забыв обо всем, что произошло между ними.

Она рассказала ему о своих кратких впечатлениях от Японии, а Джон поведал, что ему пришлось побывать там дважды, но эта страна и по сей день остается для него загадкой. Он сказал, что Грейс решила покинуть свое добровольное заточение, и Торри тепло отозвалась о ней, добавив, что искренне рада за эту славную женщину. Она поинтересовалась, что Джон собирается делать с лошадьми и домом, и он сказал, что отдал лошадей на постой в соседнее владение, а дом запер до лучших времен.

Все было так естественно, что где-то в глубине души Торри удивлялась себе. У нее не было никакого желания вступать в борьбу.

Джон приготовил кофе, и она, прикрыв глаза, не спеша пила его маленькими глотками.

— Ну, а теперь тебе пора в постель, — сказал он, когда она поставила на стол пустую чашку.

— Да, — пробормотала она, с трудом приподнимая отяжелевшие веки.

— Ты ложись, я все уберу.

Торри долго смотрела на него, не зная, что сказать, и наконец произнесла:

— Спасибо тебе за все, Джон.

Вместо ответа он отвернулся.

Торри заснула моментально, но через несколько минут проснулась. Постепенно уняв сердцебиение, она поняла, что все ее дальнейшие попытки заснуть бесполезны и, наверное, не следовало отказываться от мягкого успокоительного, которое предлагал ей доктор.

Джон вошел в спальню и увидел, что она сидит на постели, обхватив голову руками. Девушка вздрогнула и подняла голову.

— Что с тобой? — спросил он, подходя ближе.

— Я не могу спать. — Она беспомощно развела руками. — Я… у меня что-то с нервами. — Торренс попыталась улыбнуться, но вместо этого беззвучно заплакала.

Он присел на край кровати, обнял ее за плечи и нежно погладил по голове.

— Ничего страшного… Я помогу тебе. Ты просто очень устала и переволновалась за мать. — Он убрал влажную прядку с ее лица. — Ложись, — сказал Джон, вставая.

— Куда… куда ты уходишь? — спросила она, послушно опускаясь на подушку.

— Никуда, — ответил он, ложась рядом с ней поверх одеяла, и обнял ее. — Я тоже устал. Мы можем отдохнуть вместе. Ты пахнешь розой.

— Это шампунь.

— Тебе удобно? — Она только что-то промурлыкала в ответ. — Тогда закрой глаза.

— Я… я боюсь…

— А ты не бойся. Подумай о чем-нибудь хорошем. — Он тихо вздохнул. — Розы знают, что ты пахнешь, как они. Маленькие бледные бутоны, завернутые в целлофан, их сильные стебли перевязаны шелковой лентой… Или прекрасные, распустившиеся чайные розы с капельками росы на тонких лепестках, и пчелы, жужжащие над ними… Или влажные темно-красные, полные тайны…

Торри никогда так и не узнала, в чем заключалась эта тайна: то ли в чувстве безопасности, которое она ощутила в кольце его рук, то ли в его дыхании на ее щеке, в тихом низком голосе, погружавшем ее в глубокий долгий сон без тревог и сновидений.

Когда она проснулась, день уже перевалил за половину. Дождь перестал и светило солнце.