Он протянул чек и буквально выхватил у меня письма.

— Это послужит мне уроком, — проворчал он.

— Надеюсь, — сказала я, вставая и опуская чек в сумочку.

Он взглянул на меня, и на лице у него появилось гнусное плотоядное выражение.

— Вы должны мне за это по меньшей мере поцелуй.

— Попробуйте только приблизиться ко мне, это вам обойдется еще в сотню фунтов, — сказала я холодно.

— Оно, пожалуй, и стоит того, — ухмыльнулся он. — Я всегда хотел вас, с того самого момента, как увидел впервые. Вы любой другой девчонке сто очков вперед дадите.

Я подождала, пока он подошел ко мне совсем близко, все с тем же мерзким выражением, и затем, размахнувшись, изо всех сил влепила ему пощечину. Это был вульгарный поступок, но ничто не доставило бы мне большего удовольствия.

— А теперь прочь с дороги, — сказала я, — и впредь держитесь от меня подальше.

С этими словами я распахнула дверь и вышла. Он разразился бешеной руганью.

Секретарша бросила на меня устрашающий взгляд, но я быстро прошла мимо нее, проворно спустилась по лестнице и стремглав кинулась в банк.

Мне казалось, что прошли часы, пока мне отсчитали деньги и я уложила их в сумку. Сидя в автобусе, я чуть не пела от охватившего меня чувства торжества.

Сто фунтов я положила в свой банк на имя Бесси. Остальное оставила для врача и на уплату за клинику.

Я ликовала: Тедди пришлось-таки раскошелиться!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О Боже, не дай Бесси умереть… она не должна умереть… милая Бесси, она так любит жизнь… так всему радуется… это несправедливо, что она страдает. Ей очень плохо. Врачи говорят, что она может умереть… нет, не может… они просто говорят, чтобы напугать меня!

О Боже, не дай ей умереть… сохрани ей жизнь… я сделаю все… если только что-то можно сделать.

Вчера, ложась спать, я думала о том, как Бесси поправится и потратит деньги, которые я ухитрилась выудить для нее у Тедди. Я собиралась рассказать ей обо всем, как только ей станет лучше… она не может умереть… не должна…

О, я презираю себя, вспоминая, как мало я сделала для Бесси после того, как она столько сделала для меня! Если бы не она, что бы сейчас со мной было? А что я для нее сделала — ровным счетом ничего… как я себя презираю… я могла доставить ей столько удовольствия, мы могли бы вместе ходить на вечеринки, развлекаться… ведь она так любит жизнь, так умеет веселиться… но я этого не сделала.

О, я отлично знаю, почему так получилось… потому что я сноб… отвратительный ничтожный сноб… я не хотела, чтобы она приходила в ателье, где ее могли увидеть девушки и стали бы над ней смеяться — над ней-то, которая лучше их всех, вместе взятых!

Почему я не порадовала ее… если она выживет, клянусь, я сделаю для нее все на свете… я отдам ей все, что у меня есть.

Почему они не приходят и ничего не говорят… прошло еще пять минут… бесполезно торговаться с Богом.

Если Бесси умрет, я никогда больше не буду счастлива… конечно, я не буду все время рыдать и стенать… но я никогда не прощу себе, что не сделала того, что должна была сделать, не исполнила свой долг… да именно долг, — это, кажется, из молитвенника, но так справедливо! Я не сделала того, что могла для нее сделать.

Надо позвонить в ателье, я опаздываю, а мне не хочется потерять работу, сейчас пригодится каждое пенни, ведь это все для Бесси…

Половина десятого… наверно, уже скоро я все узнаю… Бесси не должна умереть… она не умрет… кто-то идет… сердце у меня бьется так, что больше не могу выносить… это доктор Эдвардс… я вижу его лицо…

О Господи, я знаю, что он сейчас мне скажет!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я думаю, если бы я написала книгу о своей жизни, получилось бы что-нибудь такое скучное, что читатель бы зевал или сказал: «Такого в жизни не бывает!»

Последние два дня были настолько невероятные, что мне кажется, что все это происходило не со мной, а с кем-то другим.