Даже вспоминать неприятно.
Мы торжественно уселись в огромной столовой, где нас обслуживали четверо лакеев, а блюда вносили на серебряных подносах, непомерно больших.
Вероятно, сэр Сидни привык к одиночеству и не замечает, что его столовая напоминает скорее какой-то мавзолей.
Если бы мне сказали, что в одной из комнат наверху лежит покойник, я бы нисколько не удивилась.
Разумеется, в таком настроении я едва ли могла составить кому-нибудь приятную компанию. Единственное, что я могла сделать, — это хоть как-то разговорить хозяина дома, что мне, впрочем, неплохо удалось.
Я всегда слышала, что для того, чтобы иметь успех, женщина должна предоставить мужчине разговаривать, а сама помалкивать и слушать, но, на мой взгляд, так можно вести себя, только если не любишь этого человека.
Если кого-нибудь любишь, то всегда найдется столько всего, о чем хочется говорить. Тебе интересно знать о любимом человеке всякую мелочь, любые подробности, и никогда не бывает недостатка в темах для разговора.
Когда Гарри был со мной, не проходило минуты, чтобы мне не захотелось рассказать ему что-то.
К концу ужина сэр Сидни заговорил о своих заводах, вспомнил, как он начинал работать мальчишкой за восемь шиллингов в неделю.
— А что вы теперь делаете с вашими деньгами? — спросила я.
Он удивленно на меня посмотрел.
— Что делаю? — переспросил он.
— Но вы же не можете потратить все сразу, даже если у вас несколько домов?
— Одни лишь болваны тратят целиком свои доходы, — сказал он с раздражением.
— Только не говорите мне, что вы копите на черный день, — засмеялась я.
— А почему бы и нет?
— Потому что такой день уже не может для вас наступить.
— Может, — возразил он, — такой день может наступить для всякого, если у нас опять будет кризис…
— Да, да, — перебила я, — но вам не грозит совершенно обеднеть, снова оказаться в том положении, когда вы только начинали. Может быть, вам пришлось бы отказаться от одного из ваших домов или пожертвовать серебряной посудой, но вам не пришлось бы — как вы мне рассказывали — ходить в обносках или искать мелочь на пропитание.
— Иными словами, вы подстрекаете меня к расточительству, — сказал он.
— Я убеждаю вас не жалеть денег, чтобы быть счастливым, — отвечала я. — Неплохой девиз в жизни, не так ли?
Мне показалось, что эта мысль его позабавила. Ему, наверно, и в голову не приходило, что он мог бы жить интереснее, не жалея денег.
Я в жизни не видела человека, которому бы деньги доставляли так мало удовольствия.
Не думаю, что у него есть какие-то радости, и он, вероятно, ужасно одинок, потому что в нем чувствуется недоброжелательство по отношению к тем, кто живет веселее, чем он.
Норман говорил мне, что у него тяжелый характер, и, когда мы ужинали с сэром Сидни второй раз, он налетел на бедного дворецкого за то, что тот подал какой-то другой сорт бренди.
Я видела, что дворецкий был в ужасе. Но меня вспыльчивые выходки не пугают — во всяком случае, гнев сэра Сидни напоминает мне свирепый лай собаки, неспособной на самом деле никого укусить.
Когда дворецкий, дрожа, удалился, сэр Сидни сказал:
— Он недурно служит, но ужасный болван.
— Вы ему приплачиваете, чтобы он не обращал внимания на ваше дурное настроение? — спросила я.
Сэр Сидни бросил на меня сердитый взгляд, но затем рассмеялся и весь остальной вечер был в лучшем расположении духа…
А сегодня я настояла на том, чтобы ужинать в ресторане — не могу больше переносить этот склеп. |