Он взошел на голец и остановился на самой высокой его вершинке, той, что позднее получит название Крестовая. Он увидел широкие пади, лесистые горы — все это лежало сейчас под ним, принадлежало ему, и он гордо расправил плечи. Лишь на секунду закралось в его душу сомнение — выдержит ли он долгое одиночество?.. Что если путь к графиту окажется труднее, чем он предполагал?.. Но в такой радостный день не было и не могло быть места сомнениям… Они пришли потом, значительно позже.

В первые же дни Алибер убедился, что графита здесь действительно немало. Но добытые образцы не отличались высоким качеством и определенно уступали борроудельскому, содержа в большом количестве инородные примеси.

Алибера это не смутило, потому что многого он и не ожидал: высококачественный самородный графит на поверхности не найдешь; чтобы добраться до него, нужно вскрывать жилу, снимать разрушившиеся, выветрившиеся слои. Но среди плохого карандашного камня нет-нет да и попадались небольшие прожилки отличного графита.

И Алибер понял, что разведку здесь надо ставить серьезно, что затраты окупятся, но не очень быстро, не через один год.

Вскоре познакомился Алибер с местными жителями — кочевниками-сойотами. В середине прошлого века сойоты, объединенные ныне в Сойотский национальный район, занимались только оленеводством — разводили северных оленей и пасли их на высокогорных ягельных пастбищах, напоминая по образу жизни обитателей далекой тундры — ненцев. Некоторых из сойотов Алибер нанял к себе на работу. Но этим отнюдь не ограничились его взаимоотношения с местным населением. Умного, с широкой натурой купца поразил исключительно низкий жизненный уровень сойотов, примитивность их хозяйства: не говоря уж о посевах, они не имели даже крупного рогатого скота и овец, как их соседи-буряты. С этим Алибер смириться не мог и решил преобразовать жизнь сойотов. Он и действительно немало сделал для них, но видеть в этом лишь благотворительный акт, конечно, нельзя. В Алибере романтик легко уживался с рачительным и даже расчетливым хозяином, дельцом. Но делец этот думал не только о том, чтобы наполнить карман, урвать куш побольше и скрыться. Фантазируя о будущем, Алибер наверняка представлял себе Саяны преображенными, живущими иной, цивилизованной жизнью; воображение рисовало ему многолюдный поселок, выросший вокруг рудника, связанный дорогой с Иркутском. Но если так, то промышленность должна иметь, говоря современным языком, свою сельскохозяйственную базу, чтобы рабочие не нуждались в молоке, мясе, яйцах, овощах. Но как создать такую базу?. Завести в глубь Саян русских пашенных крестьян?.. Это слишком дорого обошлось бы, да и кто гарантировал бы Алиберу, что крестьяне смогут наладить хозяйство в непривычных для них условиях?.. И Алибер избрал другой путь, наиболее разумный. Он решил внедрить скотоводство и огородничество в хозяйство местных жителей — сойотов и обеспечить в будущем свой рудник продуктами, которые пока что все до последней крупинки приходилось доставлять во вьюках, на лошадях.

Далеко не все впоследствии сложилось так, как мечталось Алиберу. Два года добывал он графит с небольшой партией рабочих, добывал и летом, и зимой, складывал штабелями выпиленные куски, но добраться до хорошего графита все не удавалось. Вместе с сибиряками он, француз-южанин, стойко переносил свирепые морозы, ветры, от которых, казалось, вот-вот застынет кровь. И рабочие, и сам Алибер ютились во временных бараках, из которых сквозные ветры выносили за ночь тепло.

В конце концов Алибер пришел к выводу, что нужно либо все бросить, либо играть ва-банк: нанять еще рабочих и уже сейчас создавать нормальные условия жизни. Он выбрал второй путь, отлично сознавая, что на карту поставлено все его состояние, все его будущее. Он увеличил число горнорабочих до ста человек, в изобилии завез на рудник продукты, взрывчатку, развернул капитальное строительство.