– Две тысячи пятый, – не моргнув глазом ответил Панин – когда находишься в таком отгороженном от мира месте, абсолютно не надо ничему
удивляться.
– Я родился в тысяча девятьсот семнадцатом. Вы хоть помните, что случилось в тот год?
– Помним, Павел Львович. Так вам, значит, уже восемьдесят восемь? Солидно.
– Вас интересует что-то еще? Может, мое здоровье? Не надейтесь, истерик я больше устраивать не буду, так что я совершенно здоров, по
крайней мере психически. А другие болячки – не каждый доживает до моих лет.
– Курите? – Панин протянул ему открытую пачку «Кэмела». – По-моему, в вашем возрасте уже не опасно продолжать.
– Американские? – Адмирал с сомнением покрутил сигарету перед глазами. – Все американское, вот черт.
– А вы не любите американское?
– Нет, не люблю.
– Не волнуйтесь, это лицензионные, из Ярославля.
– Успокоили…
– Расскажите нам о себе.
– Вы мою память проверяете? Не свихнулся ли я от всего этого?
– Нет, что вы.
– Да не врите вы! Я вот одного не пойму. Ну, не угодил я кому-то в министерстве. Но ведь прошло столько лет, что же вы из меня в самом деле
узника замка Иф делаете. Сколько можно продолжать комедию? Столько врачей в ней участвуют, жуть. Эсминец новый, наверное, дешевле стоит,
чем потрачено на весь этот цирк. Даже газеты несуществующие периодически сочинять вам не лень? На вас, наверное, не один писака-сочинитель
работает, правда? Даже фото в газетах подбираются. Сколько труда – обалдеть можно.
Панин не перебивал. Собеседник разговорился – этого ведь они и хотели.
– Я, конечно, понимаю, что не один я в фокусе этой операции, наверняка есть и другие. Но логики, расстреляйте меня большим калибром, не
улавливаю. Зачем? На черта все это надо?
– Да нет, Павел Львович, мы вовсе не проверяем вашу память, – Панин сделал незаметный знак своему напарнику, и тот как-то быстро и тактично
исчез. – Мне интересно послушать вашу историю, правда.
– Ладно, куда деваться. Делать все равно нечего. Что вам выдать-то?
– Да на ваш вкус, по настроению.
Адмирал усмехнулся:
– Смотрите после моей истории не попадите ко мне в напарники. У меня, как понимаю, уже пожизненное, а вот вам стоит поберечься.
– Это вы к чему?
– Да насчет шестого отдела, конечно. Гриф секретности. Мне за разглашение дать нечего, в конце концов, я – псих.
– Бог с ним, рискну, выслушаю вашу историю…
27
Предатель
Теперь вид с мостика был не так широк: боевые щитки задвинулись, и перспективу можно было обозревать исключительно в специальные щели либо
еще более сложно – через перископы и бинокуляры. А там, на безлюдной палубе, задраенной на все задвижки, вершилось красивейшее действо.
Огромные орудия главного калибра фиксировали наклон, задирались по вертикали, подчиняясь умелым маленьким рукам хрупких разумных
млекопитающих, впечатанных во внутренности огромных механизмов в качестве их чувствительных составляющих. Каждая башня представляла собой
подобие термитника, где каждый из членов «коллектива» был занят своим, строго определенным делом. |