— Свяжись по радиотелефону с дорожным патрулем и городской полицией: передай ее приметы. Не удивлюсь, услышав о том, что она ловит попутки в северном направлении. Если, конечно, сама не увела машину.

— Думаю, у такой фигурки проблем с попутками не будет. А ты что намереваешься делать?

— Отсидеться всласть. Мне до конца года хватит беготни, на которую я напоролся в этот уик-энд. Если что-нибудь прояснится, брякни мне в офис.

— Сделаю.

Через улицу находился ресторан, где обычно обедали судейские. Я чувствовал опустошение, и не физическое, а духовное. За последние два дня накопилось столько впечатлений, что мне нужно было время, чтобы все это переварить. Мои чувства находились в каком-то взвешенном состоянии, которое обычно предвещает резкий спад.

Я ступил на тротуар под бой часов на здании суда. Четверть двенадцатого: слишком поздно для утреннего кофе, слишком рано для ленча. С души будто камень свалился. Ведь судейские ни за что не отстанут от меня, пока им не расскажу всю историю с начала и до конца, а я пока не знал, какой версии буду придерживаться.

Я был недоволен своими показаниями большому жюри. У меня сложилась четкая картина и последовательность, в которой происходили события. А значения их я все еще не понимал.

Мне пришло в голову, что Молли могла понять и использовать то, что было недоступно мне. Я толкнул дверь ресторана. Мрачный интерьер и тошнотворная вонь прогорклого жира на сей раз не смогли повлиять на мой аппетит. Я сел на высокий стул возле стойки и заказал кофе.

Зал был практически пуст, только в одной из кабинок сидела какая-то пара. Стоило моим глазам попривыкнуть к полумраку, как я тотчас узнал их: Энн Девон и Ларри Сайфель.

В тот же самый момент Энн, сидевшая ко мне лицом, тоже заметила меня. Она махнула рукой и закричала:

— Хов, давай сюда!

Неохотно я подтащил себя и белую фарфоровую кружку к кабинке, где сидела эта пара. У меня не было никакого желания говорить с кем бы то ни было. С такой же неохотой Сайфель поднялся со своего места и пересел поближе к Энн. Я брякнулся напротив.

— Раненько встаете, ребятишки. — Меня передернуло от того, насколько по-дурацки прозвучала эта фраза.

Энн неверно истолковала мои слова.

— Я вообще рано завтракаю, — сообщила она с некоторым смущением. — И вот Ларри захотел поговорить со мной.

— Резонное желание. У него неплохой вкус. — Маразм крепчал. Трудно было забыть сцену, которую я наблюдал в покойницкой прошлой ночью.

Сайфель выглядел усталым. Он самодовольно улыбнулся, но шарма это ему не прибавило.

— Но вы ведь не станете возражать, а, Кросс?

— С какой радости? У Энн свое личное расписание.

— И все же я думаю, что вы будете возражать, как только узнаете, о чем именно я хотел поговорить с Энн.

— Можете испытать меня на прочность.

— Я настаивал на том, чтобы Энн ушла с работы.

— Мы собираемся пожениться, — сказала девушка. — Ларри попросил меня стать его женой, и я согласилась.

— Надеюсь, вы будете счастливы.

По крайней мере выглядела она счастливой. Личико ее пылало, а глазки блестели. Она следила за Сайфелем как цветок, поворачивающийся за солнцем. Жених изо всех сил старался выглядеть радостным, но у него это плохо выходило. Этот человек жил своими горестями; всегда либо в прошлом, либо в мечтах о будущем, презирая настоящее, которое могло стать его спасением и которое зияло в его душе бездонной дырой. Он был похож на ненасытную нимфоманку.

Сайфель проговорил сквозь гримасу боли:

— Я иногда слышал и более сердечные поздравления.

— Ну-ну. — Невеста потрепала жениха по руке.