Надо ли уточнять, дорогой читатель, какой национальности было это существо? А историю эту мне рассказала сестра моей бабушки, Антонина Васильевна Вербицкая, в 1974 году. У меня было много впечатлений.

Уверен — в синагоге это существо бы огонь не открыло.

Среди русских евреев было много людей, у которых очень даже было за что и почему мстить. Множество людей еврейской России, Страны Ашкенази, имели основание считать, что их способности остались невостребованными, судьбы растоптаны чертой оседлости и процентной нормой. Что их лояльность к искренне любимой России не находит понимания и ответа. Многие евреи чувствовали, что их хорошее отношение к стране, их готовность считать себя частью российского суперэтноса разбились о волну погромов и правовые ограничения.

Если они и не стали врагами русской России, то уж с политическим строем Российской империи готовы были воевать до последней капли крови. И все защитники ненавистного государства тоже превращались для них в тех, по чьей милости его мать провела ночь в полицейском участке.

Представим себе психологию человека, который даже сам лично ничего плохого не испытал, но которому дедушка рассказывал, как русские солдаты ловили его, но не поймали, а поймали его старшего брата. Если дедушку ловили году в 1840-м, в возрасте 10 лет, он вполне мог рассказать эту историю внуку, родившемуся году в 1890-м. Что должен думать внук, слушая, как дедушка спрятался за поленницей и долго стоял, боясь даже дышать, с колотящимся о ребра сердечком, слушая неторопливые разговоры солдат, вдыхая запах табака и пота (день был жаркий). Что должен был думать еврейский мальчик из благополучной петербургской семьи, слушая рассказ любимого деда в 1900 году? Пройдет пять лет, и он, весь в поту от страха и волнения, наведет маузер на усатого страшного полицейского, на казака, стоящего в оцеплении. Тяжелое для подростка дуло уплывет, пот зальет глаза… Оружие грозно, очень по-настоящему, бабахнет… на полметра мимо, разумеется.

Пройдет еще двенадцать лет, и молодой мужчина, уже похоронивший любимого дедушку, опять поднимет револьвер, наведет на синий мундир. Тот самый мундир, в котором ловили его деда; люди в котором увели брата деда, из-за которых нет у этого еврея ни дяди от старшего брата деда, ни троюродных братьев. Теперь поту будет поменьше, оружие хорошо пристреляно, по портретам императора и по иконам; пуля войдет куда надо, пробив сто раз проклятый мундир.

Кто хочет — пусть осудит этого человека. Я его хорошо понимаю, потому что на его месте действовал бы точно так же и уверен, что пошел бы до конца. Люди, которых нельзя безнаказанно истреблять, вызывают все же уважение. А сколько было таких? Сколько евреев, раненых когтями Российской империи, легендарного двуглавого орла, имели множество личных, частных, чуть ли не интимных причин хотеть сокрушения империи, гибели ее защитников и спасателей?

Наконец, во время самой Первой мировой войны и гражданской войны произошло много такого, что, естественно, взывало о мести.

Все это бесспорно и не вызывает ни особых удивлений, ни возмущения. Удивляет разве что чрезмерность этой мести, да готовность обрушивать ее на головы заведомо невинных. В этой чрезмерности трудно не увидеть некое свойство иудаистской цивилизации, воспитанный ею феномен. Ведь судорожно мстили те, кто раз в год орали: «Бей Амана!!!»

В наше смутное, текучее время странное впечатление производит человек, всерьез отстаивающий идею Промысла Божьего в истории. Но стоит заняться еврейской историей, и становится видна цепь событий очевидных, порой зловещих и, боюсь, все-таки однозначных.